Окопное радио

Ника была охуенно крутой журналисткой, к тому же спала с шефом первого канала, на котором и я зарплату получал, посему ей было позволено то, что не было бы позволено, будь она просто охуенно крутой журналисткой, а именно реализовывать на практике свои творческие замыслы даже ультразабубенных оттенков. А уж бзики у неё бывали, а иногда случались и сильные продолжительные заёбы. У всех бывает, но не у всех проходит, как говорится. У неё уже никогда не пройдет. Но это лирика. Однажды, подходит она ко мне, вешается на шею, вцепляется в шею маникюром с силой белокурой рыси, трется о щеку мою небритую и шепчет в ухо:

- Поехали в Горляндию?

- Чего это я там забыл?! – как ни были желанны мне ласки этого сексуального зверя, но своя шкура все же дороже. Я попытался её коготки из своего тела извлечь, но если уж эта оторва вцепилась, то хуй оторвёшь.

- Митя, не будь занудой! Там наблюдается эскалация конфликта, точнее скоро будет наблюдаться. Надо успеть первыми и выдать эксклюзивную картинку, – тут она слегка поморщилась, ибо какую ещё картинку может выдавать крутая журналистка, кроме эксклюзива?

- Да пусть там хоть главу ООН грохнут, мне в столице нашей славной родины находиться гораздо больше по сердцу.

- А чо так за жопу свою боишься?! – в глазах её вспыхнул гнев, она теперь смотрела на меня как на помеху, а помехи своим планам Ника уничтожала безжалостна, иначе она не забралась бы так высоко в иерархии.

- А кто ещё о ней позаботиться, не вы же птицы высокого полета? – тут я немного лукавлю, лучшего оператора она все равно не найдет, по крайней мере, оператора трезвого. Есть еще Палыч, но он сейчас просыхает только ко второй половине дня, чтобы успеть по быстрому снять всякие топ-новости для вечернего выпуска и залить шары по новой, до следующего дня, читай времени для поглощения желудком алкоголя.

- Оплата пойдет по двойной ставке. Плюс нехилые командировочные.

- От обычной?

- Не прикидывайся дуболомом, двойная ставка пойдет за горячую точку, её и умножай на два.

Я умножил.

- Когда дернем?

- Сегодня, Митя, сегодня. Если ты хотел изменить своей жене, то поспеши это сделать до 23:00.

А в одиннадцать часов мы с Никой пошли на взлёт вместе с другими пассажирами военного Ил-76. Все особи мужского поля поблизости завидовали мне – Ника прикорнула головкой своей яркой у меня на плече. Ребяты, окститесь, ибо я читал Воннегута и помню одну его фразу: "Никогда не спи с человеком, у которого больше проблем, чем у тебя". А количество тараканов в головке Ники пусть меряют отмороженные физики-психиаторы. Впрочем, если бы она хоть раз ответила на мои домогания – все умные фразы классиков пошли бы на хуй.

Почему я согласился лететь из благополучия цивилизованной (в меру) страны прямо в хаос, каменный век и мясорубку? Моя благоверная недавно вынесла из роддома мне подарочек – двойню. До сих пор решаем, как назвать этих замечательных кровинок. Склоняемся к варианту - Мария и Дарья. А я ещё и голову ломаю: где денег взять на прокорм. Одно дело, когда вы ждёте одного спиногрыза и совсем другое – когда радость надо умножать надвое. Кто сталкивался, тот поймет, остальным особам, живущим на жалование, я просто пожелаю счастья. Вика – дочь старшенькая обрадовалась своим младшеньким сёстрам, а Денис – подошел к новому расчетливо: а вдруг эти новые люди будут играть моими игрушками? Нет, конечно, он этого не сказал вслух, но я в курсе, о чем думают мои близкие. Потом он смилостивился: ладно, пусть играют. Жадных, слава Богу, в нашей семье нет. Неплохо было бы, если бы еще кто-то мог денег зарабатывать. Я как ни кручусь – все последние пять дней до зарплаты сижу на бобах. А ведь когда привыкаешь к определенному комфорту, то даже легкое понижение собственного уровня жизни начинает напрягать…

Тряхнуло в воздушной яме. Да, сразу мысли стали попроще: одна шальная пуля в Горляндии и женушка моя ненаглядная будет очи свои ясные выплакивать, но зато получит чек страховки на круглую сумму. Я не доверяю своему цивилизованному государству – оно забудет обо мне, когда я вдруг погибну в просторах далеких, не так давно наши государственные мужи ещё слезли с дерев и отбросили хвосты; я не доверяю родной телекомпании – в случае чего, в ведомости моя фамилия пройдет отдельной строкой, да и коллеги скинутся, но это будет мизер, не более чем дань приличиям; только страховой компании доверяю я, ибо я заплатил им бабки и они эти бабки отработают. Нет, я не верю в законность сиречь правопорядок, просто там работает мой друг и если уж он - с кем мы с детсада вместе, - не поможет, тогда…

И снова тряхнуло наш не очень ненадежный самолетик (по моему мнению, надежных самолетов вообще не бывает), это сейчас трясет, а что будет когда будем пролетать над территорией Горляндии, там же одно сплошное бездорожье?

- Ужас блядь какой-то! – вообще Ника говорила подобную фразу довольно часто и ужасом блядь каким-то бывали разные объекты бытия или человеческие и не очень сущности, но в данный момент она имела ввиду коровье дерьмо, в которое ненароком угодил один из чудных грендерсов, которые она долго выбирала в столичном бутике. – Потратила на эти лапы триста шкурок убитых енотов а они издермляются также как обыкновенные кеды. Лучше бы я купила их. Да помоги же, чего лыбишься?

Ну как уж тут было не лыбится – Ника прыгала на одной ноге, вторую вытирала о остатки плетеного забора, который ничего от остального всего не ограждал – порушено все было.

Обустроились мы и стали в эфир выдавать сюжеты. Про войну. А они все одинаковые: одни дядьки в камуфляже убивают других. Те, которых ты снимаешь – наши, значит, хорошие, а те, кого они убивают – враги, они же мальчиши-плохиши. Ну а гражданские попадают под раздачу и приходится снимать мертвых женщин и детей. Война же, хули?

И вот мы узнали, что из себя представляет окопное радио. В штаб завалился как к себе домой, то есть без стука и доклада, мужик в самом расцвете сил вневозрастный (что-то от 35 до 45, точнее определить трудно). Одет весь в белое – халат и брюки, только шапочки не хватает до полного впечатления медбрата из дурки. А может, никакой войны да и вообще Горляндии и нету вовсе, все это не более чем картинка по дуроскопу? И штаба этого нет, и сейчас нас повезут и уколят чем-нибудь эйфорическим или наоборот успокаивающем. И мы забудемся в настоящей реальности.

- Здрастье! Радмир, чем больше штатских находится в штабу, чем больше штаб походит на бордель. Кто эти люди? Погоди, не отвечай, дай-ка я сам догадаюсь. Судя по одежонки приехали из столицы дальней дружественной нам страны, по причиндалам можно сказать, что работают они в ящике и дурят людям головы. Этот есть оператор, а сюда он приехал, потому что в деньгах нуждается, а это красивая барышня просто шибко на голову ёбнутая.

Тут Ника взвилась! Типа кто этот мозгоёб? Да он за базар ответит! И прочие приличествующие данному моменту фразы были брошены в околоземное пространство. А мужику до её псевдонаездов хоть бы хны, сел за стол, улыбнулся кому-то невидимому (или всем видимым сразу), и изрек:

- Милочка, ты можешь там, на материке быть самой популярной говорящей головой, или даже весь мир своим обликом осчастливливать, а тута, если и есть какое-нибудь СМИ, которому верят, то только Окопное Радио, которое и представляю я в полном составе. Так что если ты в камеру скажешь, что я козел, люд местный все равно останется при своем мнение, сформировать которое помогу опять же я. Короче, я не козел, и не мозгоёб, потому что на волне своей в полночь говорю одни лишь глупости, про жизнь и смерть добро и зло, любовь и морковь, ну никак не про ёблю. Про нее другие на заборах напишут.

Не знаю почему, но он мне сразу понравился.

В другом месте, в другое время. Идёт информационная накачка.

- Ор ты все понял?

- Вы так ясно и понятно всё изложили, что грех было бы не понять.

- Ну и что ты понял?

- Что приезжает комиссия важная из далекого далеко благополучного, что в состав входят шишки охуенные, которым вовсе не хочется лицезреть здесь трупы и прочее пакостное, хотят видеть они лишь позитив чистой воды. Поэтому я езжу на тракторе туда-сюда, типа трупы собирают, но ничего не нахожу, и соответственно под ясны очи охуенных шишек в кузовке не привожу.

- Правильно. Мы с чурками специально перемирие объявили и пару дней перестрелок не будет, дорога от аэропорта до сюда разминирована, нетралка тобой зачищена. Зачищена?

- Так точно, ваши трупецы к вам свез, ихние к ним. Больше тел на вверенной мне территории не наблюдается, посему и не будет найдено.

- Что-то глаза мне твои не нравится. Если ты только какой-нибудь фортель выкинешь, то для тебя лучше будет самому на минное поле уебать, чем здесь остаться.

- Глаза мои многим кому не по нраву приходятся, а всё потому, что там смерть отражается, такая уж она особа, любит в некоторых зрачках в салочки играть. Кстати, среди шишок будут дамы или нет?

- А тебе это зачем?

- Могу вместо трупов цветочков букетик организовать, барышням оно приятственно будет, но если среди комиссии одни козлы, то для них цветики собирать не буду, чай не пидор.

- В списках значатся бабы, то есть женщины в количестве двух штук.

- Ладно, большой букет привезу.

- Но только букет. Никаких трупов! Ор, всё будет четко?

- Все будет наилучшим образом, товарищ главный здесь начальник.

- Не можешь ты без клоунады обойтись.

- Штатский, что с нас взять кроме анализов.

- Свободен!

- Это за всегда присутствует.

И Ор ушел улыбаясь. А главком отдал приказ:

- Организуй за ним наблюдение, пусть снайпер присмотрит чего он там в кузове привезет. Если все-таки труп захватит какой, пусть по колесу там выстрелит или даже по кабине, короче, с трупом Ор нам здесь не нужен.

- Живым или мертвым он здесь не нужен?

- Тебе бы только всех мочить. Сначала по колесам, там видно будет.

- Понял.

Положенное время минуло и вот уже комиссия через бинокли разглядывает нейтральную полосу и трактор белый, которым Ор управляет. Тракторишка туда-сюда ездит, трубой дымит, но что-то непохоже, чтобы в кузов его закидывались… даже подумать страшно, мертвые человеческие тела. Тыр-тыр-тыр, вот колымага подкатила к биваку охуенных шишек. Из кабины вывалился широко улыбающийся Ор:

- Здравствуйте дамы, привет пацаны, то есть я хотел сказать господа. Всю нейтралку исколесил. Но вы же понимаете перемирие, нормализация обстановки и все такое. В общем, трупов, вы уж извините, нет.

- Гуд, гуд! – пропел самый главный комиссионный начальник, после того как ему переводчик прокурлыкал фразу орскую (наверняка опустив слово "пацаны").

- А вот это я для милых барышень собрал. Звиняйте, что полевые, но в этом их прелесть и заключена, дикие красавцы! – Ор вытащил из кузовка огромную охапку самых разных цветов, тут и колокольчики были и ромашки и лютики и клевер. Демократия, одним словом, цветочная, самый плебс.

Дамочки расцвели улыбочками, зарделись, ножками зашаркали. Даже генерал улыбнулся и Ору подмигнул: мол, молодчина. И Ор улыбнулся и подмигнул в ответ: мол, служу отечеству. И тут прямо в момент апофеоза пацифистского… как так, откуда вязалась? Голова девочки, от остального тела отделенная вдруг прямо в фокусе объективов – прямой же эфир! – нарисовалась на перекресте взоров комиссии невъебенной.

- А чего это вы в лице переменились-то так? Это у нас бывает, цветики-семицветики собираешь, а тут тебе под руку ребеночек не всегда целый. Война-с… бывает-с… - Ор улыбается, берет голову за волосы и поднимает на уровень глаз, поворачивает, чтобы не говорили потом, что не видели.

Военные без приказа действовать не могли. А приказать некому – генерал слюной захлебывается, устав переводит в нематерный приказ, а это зело трудно, тем более на трезвую голову.

- Да вы не тушуйтесь, это по первому разу коробит, потом привыкаешь, тут же трупов полно и малышей и старцев, и конечно вояк в камуфляже и без. А блевать прелюдно не есть культурно, вы бы за бронетранспортер отошли и там бы блевали, - и совет этот свой последний (его под ручки подхватили и утащили с глаз долой) Ор дал также широко улыбаясь.

История про Дурика. Рассказывал Ор, когда канонада затихла.

- Раньше он кентовался в местной психушке, а потом, когда её разбомбили к ебеням, ошивался на рынке. Тут жрачки перехватит, там ему сердобольные самаритяне деньжат подкинут, в общем жил не тужил, да кое-как перебивался. Опять же прикольно – есть на рынке своя дурилка-картонная.

- А чего это мы его не видели? – спросила Ника.

- Теперь он уже кадр не заполнит. Погиб.

- На мине?

- Не… с гранатой не повезло. А дело было так. Тогда очередной перемирие на мази было, ну вечно так, сначала обострение, потом вроде как затишье, потом опять стреляют. И в комендатуре был приемный день. Ну много народу понапёрлось, у всех яйца потеют от нетерпения, у всех дела срочные, не иначе как о жизни и смерти, хотя последняя обычно все даже самые важные нужды на нет сводит.

- Ближе к телу дурика.

- До него была длинная очередь. У кого барана увели, у кого машину угнали, у кого пенсию зажулили, масса крика и еще больше шума и гама. А под конец приемного дня дошла очередь и до дурика. Он сидел и улыбался. Его вежливо попросили выйти вон, но он передал записку и так же улыбался. А в записке одно только слово "граната". Какая еще граната? Спросил у него взмыленный командир. А вот какая – ответил дурик и вытащил руку из кармана. А в руке у него была осколочная. И выходил всем присутствующим в штабе расклад грустный или кирдык или ранение, а они бывают разные, в том числе и тиакие, что лучше уж сразу кирдык. Ему все хором орут: «Не трогай!» А он знай свое лепит, мол, позвоните по такому-то номеру и скажите, что я её не бабахнул. Оказалось, террористы друг с другом поспорили, что дурик не сможет гранату взорвать и его к федералам послали. Ну он и просочился. Его же за человека не считали и не обыскивали, чего в его рванье копаться, кроме тела доходячего за душой ни одного медяка не имелось. А тут граната. Звонят значитца федералы террористам, а те угорают: ну чего не взорвались, шайтаны? А те им, щас за чертей ответите, по номеру квартиру пробьем и приедем. А те, передайте дурику, что граната учебная. И только командир утер пот и сказал: учебная, как к дурику кинулись, но он, улыбаясь, чеку и вытащил. Сказал еще: «Значит, мона?» И через положенные секунды взрыв.

- А кто же эту историю рассказал?

- Хороший вопрос, у тебе не одна солома в голове, но и иголки с булавками имеются.

Странно, но Ника не обиделась, видимо, Ор ее приворожил чем-то, другого бы послала после в сотню раз более слабой фразы очень далеко и надолго.

- Один из террористов, я же по обе стороны от фронта бываю.

- И вашим и нашим.

- А для меня нет здесь своих и чужих. Есть живые и мертвые.

И снова Ор, но не у наших он заночевал вместе со своим трактором.

- Арслан, не надо меня разводить!

- Нет, ты все-таки скажи кто по-твоему победит, я или он?

- Радмир.

Мало у кого было столько смелости в крови, чтобы сказать такое прямо в глаза Арслану.

- Почему так думаешь?

- Оккупанты рано или поздно вас все равно с полуострова вытурят. Это во-первых. А твоя личная дуэль с Радмиром закончится в его пользу, потому что у него в имени есть слог "ра", а в твоем буквы наоборот выстроены. Это во-вторых.

- И ты примешь их сторону?

- Ты знаешь, я живу на нейтральной.

- Но ночуешь у нас.

- Да, последнее, что я показал дорогим гостям, им как-то шибко не понравилось.

- А ведь девочка была наша, Ор, под бомбежкой погибла. Как после такого им глотки не резать?

- Это очень трудно, Арслан. Но можно. Как им тяжело вас не убивать, после того, что вы делаете с их пленными.

- Мир здесь будет только после того, как последний оккупант покинет Горляндию. Причем сделает он это в цинковом гробу!

Раздались призывные крики. За победу, как водится, выпили.

Я спал, потом проснулся, вижу, сидят за столом в блиндаже Ника и Ор и о чём-то тележат…

- …я уважаю многих воюющих людей. Но еще больше число людей я уважаю среди не воюющих. Это не значит, что штатские более достойны уважения, чем военные. Но то, что не воюющих я уважаю больше – это точно.

- Ты пацифист, другими словами плесень, - подначила журналистка.

- Не было бы плесени, не было бы пенициллина.

Я снова заснул и мне приснилась трава у дома. Хороший такой добротный газон, как на чемпионатах мира по футболу или на евро там.

Снова штаб и снова разговоры.

- МККК должен своих представителей прислать.

- А, значится филиал международного ку-клус-клана перебазируется.

- Это же международный комитет красного креста.

- Ага, отморозки в белом с колпаками. Ужас. Приедут и будут тут всех лечить.

- А что в этом плохого?

- Ничего, только это, во-первых, мешает окружающим убивать друг друга, а во-вторых, много кого от смерти спасут и сделают инвалидами, а так бы умерли и всё, а инвалиды они же озлобляются и сами и других подстегивают еще более жестоко убивать. Вот и накаляют страсти белые братья. Тьфу! На ту сторону пора перебазироваться.

Он уехал. Мы уехали. А я ещё долго в сети слушал Окопное радио. Только по нему можно было узнать правду о конфликте, который скоро совершенно официально стали называть войной.

<<<на Рассказы