Хорошо быть!

- Хорошо быть молодым и неженатым! - Сказал разбойник осматривая достопримечательности молодого, красивого женского тела, лежащего в соблазнительной позе на скомканных простынях, те тоже не в воздухе висели - метались по ложу. Разбойник и сам там недавно опочивал. Сейчас же он в компании двух пистолетов сидел на подоконнике.

Так что рассвет был встречен во всеоружии. Окинув прощальным взглядом все выпуклости и ложбинки соблазнительного, что неминуемо всё дальше и дальше уносились в прошлое, Зак легко спрыгнул на карниз и дошел по нему до небольшого окна выходящего в коридор, запор его был еще вчера вечером предусмотрительно открыт. Неслышно для любопытного уха (если это ухо бодрствовало в столь ранний час) разбойник очутился в коридоре. Так и есть - двое жандармов пытаются проникнуть в опочивальню и нарушить сон прелестницы, а может быть, им тоже хочется лицезреть обнаженное, молодое, красивое тело, слегка припорошенное солнечными зайчиками… Зак - а именно на такое сочетание звуков откликался с недавних пор разбойник - попытался припомнить как звали чаровницу, Марго… нет, кажется, Мари. Но сейчас не до точности, если они и дальше будут продолжать ломиться в дверь, то эти форменные нахалы в форме могут осуществить свое пакостные намерения. Разбойник не был бы благородным представителем своей древней профессии, если бы допустил такое безобразие и учинил свое, гораздо меньших размеров: он выстрелил сначала из одного пистолета, потом из другого и малое время спустя на коридорный пол свалилось два тела. Теперь можно и вниз спуститься по лестнице, а не выпрыгивать из окон, не спускаться из них по ненадежным веревкам, короче, не нужно было суетиться на пустом и покойном теперь месте (хотя и не таком тихом, какое оно было до двух выстрелов).
За конторкой стояла Урсула с подозрительно чистым взором, ее объемные груди тоже были подозрительно покойны. Где-то между ними явно или не очень был зарыт грешок.
- Урсула, в такую рань и уже на службе!
- Всё шутишь, Зак. Что это был за шум?
- Двое жандармов прихлопнули друг друга, слишком буйно играли в ладушки. Но мне кажется, что они не могли сами додуматься до такого сложного умозаключения… - Зак облокотился на стойку, их разделяющую, и проникновенно посмотрел в черные глаза хозяйки заведения, где он много чего испытал. - …из всех многочисленных номеров в твоем постоялом дворе выбрать именно тот, где придавался невинным утехам я.
- На что это ты намекаешь? - все-таки Урсула была подозрительно спокойна.
Зак достал из-за пояса пистолет и направил прямо в сердце владелицы постоялого двора. Пару дюймов пустоты и еще парочка плоти жаркой разделяли пулю и сердце (если не считать пистолетного дула)
- С каких это пор ты стал стрелять в женщин?
- В продажных женщин изредка можно. Это же ты продала меня любителям ладушек?
- Ну я, они заплатили мне два дуката.
- Это веский повод сдать постоянного клиента.
- Зато платишь ты весьма непостоянно.
- Что правда, то правда, - согласился со справедливым упреком Зак. - Но тебе не кажется, что из тех двух дукатов один по праву принадлежит мне.
- С какой это стати?
- Во-первых, они выплачены за мою шкуру, во-вторых, пистолет у меня, - разбойник понадеялся на женскую ненаблюдательность, ибо пистолеты после двух выстрелов у него были разряжены, а вновь зарядить их у него не было времени.
- На, крохобор! - Урсула подкинула дукат щелчком большого пальца, а пойман он был уже цепкой ладонью Зака.
Разбойник собрался было покинуть столь гостеприимный приют на одну ночь, как его остановил ангельский голосок.
- Ты хотел скрыться не расплатившись? - Мари, завернутая в простынь, босиком шлепала по ступенькам - очаровательное зрелище.
- Я не хотел тревожить твой сладкий сон, - Зак широко улыбнулся (искренности в этой улыбке было на один дукат, или даже на два).
- Ты его и не потревожил своей пальбой по жандармам. Но тебе не отвертеться, этот дукат мой!
Зак щелчком отправил дукат в воздух, а поймала его уже ладошка Мари. Простынь, лишившись поддержки, соскользнула с ее плеч, и разбойник не смог не сказать сакраментальную фразу:
- Хорошо быть молодым и свободным!
- Чтоб тебя черти взяли! - пожелала ему добра Урсула. - Кто будет платить за комнату?
- Мари, у нее есть дукат, - Зак был уже за пределами постоялого двора и не имел в кошельке ни единой даже фальшивой монетки.
- Ну уж дудки! С каких это пор за постой должны платить… - попыталась было что-то сказать Мари, но была окружена, взята в плен, и обобрана до нитки (а ниток было мало). От Урсулы еще никто не уходил не заплатив (считались только люди без оружия), но и голыми ее приют никто не покидал - Мари была совершенно безвозмездно предоставлена простыня. Впрочем, она недолго скрывала красоту прелестницы, ругаясь на трех языках и двух наречиях, Мари на пару с Урсулой обыскала жандармов, долго дралась за каждый грош и лишь потом оделась в свой профессиональное обмундирование: короткую юбку и такую же необременительную для портного блузу (две пуговицы с одной петелькой).
Зак тем временем успел продать один из своих пистолетов. Да и зачем их два, если пуля - всего одна. Роскошь излишняя иметь два ствола на одну пулю. На вырученные деньги по уму надо было бы прикупить еще пуль и пороху. Но зачем, когда одна пуля все-таки есть, как есть и последний для кого-то (в том числе и для Зака) заряд. Гораздо лучше пропить и прогулять легкие деньги. Так разбойник и поступил. Однако на следующий день, когда голова болела, а есть пришлось пустую кашу - мясо в кредит трактирщик не дал (и правильно сделал - при ремесле Зака сегодня он есть - а завтра уж нет, такому харчующемуся в кредит не дают), когда к вечеру деньги вышли все, тогда разбойник, скрипя чем-то вместо сердца (предчувствия были не ахти) решил пойти на дело. Оно было темным, ночь для таких делишек - самое то время.
И ночка не подвела: наступила сразу после вечера. Месяц улыбается молодой - тоже еще тот бродяга и повеса, а значит любит легкой своей натурой людей фартовых и порой прячется в тучи, чтобы облегчить кое-какие людские делишки, но у него веселый нрав, потому иногда он выскакивает из-за тучек в самый неподходящий момент. Зак улыбался: он вспомнил как раз один такой моментик собственного бытия.

Лунная ночь (ведь не говорят: месячная ночь или у ночи месячные). Итак: лунная ночь! Только совы кричат под луной. Только волки воют на свет. Только лихие парни ездят по лесам. Один лихой товарищ попался в поле зрения Зака. Разбойник вышел на поляну, чтобы его было хорошо видно, а его пистолет - заметно. Путник натянул поводья очень благородных кровей скакуна, да и сам всадник по профилю видно - голова благородная, семейство его на десять колен отследить можно, в общем на поляне лишь Зак представлял собой чернь (и по статусу и по занятиям).
- Я вижу, молодой человек, что собственная жизнь вам недорога, ибо только не ценящий свою шкуру храбрец решится в такую ночь отправится этой дорогой, чтобы сократить лишние два лье на пути от Монса до Владика. Да и богатство вы, кажется, не цените. Ведь, судя по всему, тугого кошелька при вас нет. Сударь, может быть, хоть капля милосердия есть в вашем, без сомнения, добром сердце?
- Неужели именно милосердие не хватает тебе в столь поздний час? - путник улыбнулся.
- Именно его, сударь! - глаза разбойника стали искриться искренностью, аж чуть трава не запалилась.
- И просишь ты его с пистолетом в руке? - поднятая бровь выражала иронию так полно, что гениальный бы даже актер позавидовал столь многоречивому жесту.
- Именно с пистолетом, без него люди уже не делятся даже самыми малыми каплями добродетелей.
- И зачем тебе лишняя капля милосердия?
- Милосердие, во-первых, никогда не бывает лишним, а во-вторых, мне собственно нужны не капли добродетелей абстрактных, а вполне конкретные, я бы даже сказал материальные предметы, а именно: ваш камзол прекрасного лидийского сукна, ваша шпага, кованная, безусловно, мастером, его достойное имя я назову, когда прочту клеймо, и уж конечно мне крайне необходим ваш замечательный скакун. Шпагу и коня я могу забрать и без вашего милосердия, но вот камзол… сударь, не заставляйте меня его дырявить на груди, мне право это делать ужасно не охота. Проявите милость к безлошадному разбойнику, разденьтесь сами, а я вам за это дам собственное пончо, прекрасной местной шерсти, оно очень теплое и не стесняет движений. В нем можно ночью передвигать тихо. Амурных дел не помешает сотворять, носил бы сам, но очень уж необходим камзол сейчас мне.
- Да ты шутник, братец! - благородное лицо озарилось улыбкой. Что-то на поляне уж слишком светло стало.
- Все мы произошли от одной женщины, а значит, дальние родственники. Так что вы абсолютно правы: я вам дальний кровник, а коли никто из нас не женщина, то значит, мы братья, а совсем не сестры.
- Мир потеряет изрядного весельчака и философа свободной воли, если тебя вздернут на виселице, - спешившись, промолвил путник.
- Я постараюсь оттянуть сей момент и еще порадовать собственным присутствием мироздание.
Двое под луной обменялись одеждой.
- Его зовут Аметист, не экономь на фураже для него, он привык только к отборному корму, - сказал путник.
- Не волнуйтесь, сударь, о его брюхе я буду думать даже раньше, чем о своем. - Зак оседлал своего нового скакуна и громким шепотом на ушко тому выдал приказанье: - Пошел, Аметист!
Конь всхрапнул и с места рванул в карьер.
- Прощайте, и да останется в вашем сердце родник милосердия! - крикнул напоследок путнику Зак и улыбнулся человеку в пончо, под неверным светом неполного месяца так похожему на его самого.
- Будь осторожен! - вслед ему крикнул пеший странник, но разбойник его слов не услышал - ветер шумел в его ушах.

Однако данное бывшему владельцу Аметиста обещания вдоволь кормить доброго коня, Зак не сдержал. И не потому что пожадничал или покривил душой - как вы могли только подумать такое? Просто, только выехал он из леса - как его взяли под конвой какие-то добрые люди. Они несомненно были добрыми людьми: все вооружены до зубов, к тому же заботливыми по своей природе: тут же облегчили ношу Зака - отобрали и пистолет и шпагу.
- Хорошо быть молодым и не обремененным поклажей, - высказался разбойник по поводу последних изменений в его судьбе.
Добрые люди ничего не ответили на его замечание и даже не представились - увы, и среди добрых людей встречаются невежи. Под конвоем Зака доставили к воротам тюрьмы Иком. "Мне, конечно, там самое место, - размышлял разбойник, - только почему не было показательного процесса, почему меня виселицей не премировали? Эге, быть может, меня принимают за того милостивого юношу, отдавшего мне во временное пользование Аметиста, шпагу и камзол?"
- Хорошо быть приглашенным в гости! - сказал Зак, когда его обыскали, сковали кандалами и запихнули в одиночную камеру.

День другой проходит, а судьбинушка одна: сидеть за решеткой, под замком, в одиночестве. Хлеб и воду выдавали дважды, а больше никаких развлечений шикарная гостиница Иком для своих постояльцев не предусматривала. По крайней мере, для постояльцев в самих престижных - наиболее зарытых в землю, или наиболее вознесенных в башне над ней - номерах.
От нечего делать разбойник принялся хулиганить. Он уперся ногами в одну стену, руками - в другую и стал перебирать ножками-ручками. Его тело таким манером плавно вознеслось к небесам. Ну почти к небесам, движение к звездам ограничил потолок. Зак попробовал его на прочность своим задом и весьма порадовался, что потолок оказался крепче - зачем потолку обвалы, а заднице - заторы? Но свалиться на охранника, задушить его и начать таким образом побег с помощью хулиганства не удалось. Дверь тюремная бестия открывал только когда видел в глазок Зака. Опытная в своем деле была сволочь! Но почему была? И сейчас есть…

Потянулись длинной и стройной колонной одинаковые дни. Полное одиночество лишь раз было нарушено неплановым визитом. Явилась герцогиня в маске, сама она не представилась, но тюремщик огласил ее титул прежде чем впустить в камеру Зака, словно опытный мажордом. Под маской и высокими перчатками, скрывающими руки, Зак разглядел возраст, явившейся с неприличными предложениями дамы - за 60. Даже если разбойник и ошибся на десятилетие - это не меняло дела.
- Нет, ваше герцогство, лучше я подожду здесь другую даму.
- Никто больше к тебе не придет! Так и сгниешь тут! Никто из твоих друзей не знает, что ты здесь. У тебя нет ни единого шанса вновь увидеть солнечный свет.
- Ошибаешься, барышня по имени Смерть обязательно проведает меня, поглядит как меня здесь кормят и поят.
- С голода подохнешь!
- И такое возможно. Но все-таки свидание со смертью мне гарантировано.
Ничего не сказала герцогиня. Просто удалилась. Дверь за ней захлопнулась и еду перестали носить. Но не хлебом и даже не корками сухими един человек. Водица для желудка тоже ничего себе еда. Привыкнуть только надо.
- Хорошо быть молодым… - Зак оглядел свой богатый камзол, - и знатным, но иногда лучше быть молодым и не знатным, зато свободным. Эти апартаменты что-то становятся для меня в тягость. Я же не смогу оплатить свой постой здесь. Уж лучше бы остановился у Урсулы, да и с Мари еще не все песни перепеты… но раз я взвалил на себя бремя жизни того молодого человека, то ему, как ни крути, пришлось примерить на себя мою судьбу. Законы равновесия или как его там… Ей вы там на верху, - он поднял глаза к единственному малюсенькому оконцу своей темницы. - Вы там полегче с этим милостивым государем, ему-то с непривычки может быть во сто крат тяжелее моего!
Много позже Зак подумает: а уж не пророк ли я? Ведь одно слово в его сумбурной речи окажется как нельзя к месту. Но все это в будущем. А пока в голову лезли всякие бредни: окорока, картошка жареная и приправы с салатами…

Продолжение следует (возможно)

<<<на Рассказы

Copyright © 2000-2003
Сергей Семёркин