Геракл

Алкмена думала, что это вернулся муж. А муж был в командировки. Зевс же всё знал и явился вовремя, он был из людей, которые даже не молятся - нет необходимости (по секрету: Зевс был чуть ли не первым человеком в "Харде"). Неудивительным кажется тот факт, что Алкмена не отказала. Секс был опасным в двух смыслах этого слова: 1) всем понятно - болезни не дремлют 2) муж мог придти и не разобраться в темноте - кто лежит с его женой и... И Зевс может умереть - типа афоризм.

Элитарная больница, тяжелые роды - задействовано всё, чтобы спасти нового члена Самого Цивилизованного Общества. Идет борьба за жизнь со смертью, тяжелая борьба… Матери показали ее дитя только на следующий день. Семимесячный малыш - какого угодно но только не розового цвета - лежал в боксе и судорожно хватал синими губками воздух, благо к боксу были подсоединены нужные шланги, и насосы качали внутрь даже не просто обогащенный кислородом воздух, а живительную смесь, но и ей младенец казалось захлебывался. Тяжело ему давались первые часы своего существования - жизнью это еще назвать было нельзя.
- Они похожи на змей! - Алкмена заплакала.
- Он побудет в боксе еще пару дней. Не волнуйтесь, всё под контролем, - у доктора был успокаивающий тон.
- Они могут ужалить Геракла! - мать не слушала человека в белом, ее беспокоили шланги так похожие на змей.
- Очень сильное имя вы решили дать своему первенцу.
- Ой! Смотрите… - мать озарилась улыбкой (словно лампочку под кожей лица включили), - он их победил!
Доктор решил прописать ей успокаивающее.

А где-то совсем в другой клинике тоже шли роды. И было там бедно и аппаратура стояла устаревшая. Слабого ребенка не спасли бы, но родился сильный. "Ого, какой богатырь!" - поделилась акушерка радостью с молодой мамашей. Та улыбнулась. Если бы знала, какой подонок вырастит из этого чудного младенца - наверное, не улыбалась бы так широко. Назвали подо… то есть, пока еще младенца Эврисфеем.

По улице шел человек в веригах, глаза его блестели фанатизмом и с той же печатью слепой страсти разбрасывал он вокруг себя проповедь: "…во имя Софта, Харда и Всего Остального! Аминь!" - закончил "глашатай истины" плести очередную порцию паутины и взялся за следующую.
(Из множества малых корпораций путем естественного - а иногда и противоестественного - отбора родился триумвират: "Софт", "Хард" и "Всё Остальное" - три мировые корпорации пожрали всех своих конкурентов-предшественниц, но не могли поглотить друг друга, лишь отрывали кусочки, куски, кусища - щипали, но сие являлось лишь полезным массажем для частей триумвирата. "Софт" - занималась всем, что подразумевается под словами: интеллектуальная собственность, информация, контент и т.д. "Хард" - "взвалила на себя тяжелую обязанность" производить все железки, какие только нужны человеку-потребляющему, а именно: автомобили, компьютеры, бытовую технику, самолеты, поезда, корабли, подводные лодки, грейдеры, шагающие экскаваторы и прочее и прочее. "Всё Остальное" - контролировала то, что "не осеняли своей тенью" "Софт" и "Хард", то есть, сферу услуг, торговлю и иже с ними, ей принадлежали все: отели и гостиницы, закусочные и рестораны, кинотеатры и бордели, музеи и кладбища, супермаркеты и жалкие торговые точки без крыши; она организовывала все шоу, от больших и дорогих до маленьких и дешевых, от гениальных до провальных; она обеспечивала страждущих едой, алкоголем, наркотиками и прочим и прочим.)
Геракл не слушал превращенца - так называли всех перерожденцев из ислама, христианства, иудаизма и буддизма в приверженцев Корпоративности - этой единственной мировой "религии", сохранившей в своих регалиях слово "мировая". Остальные религии были "понижены в звании" и стали сектами (запрещенными, естественно). Превращенца можно было отличить от человека ставшего корпоративным проповедником изначально по разным признакам, но самым точным был взгляд: превращенец на мир своих смотрел чужими глазами, а на мир чужих - псевдосвоими. Геракл эту почти неуловимую разницу ловил. Но не мог поймать другого - удачу в одном предприятии, дело в том, что он никак не мог добраться до вожделенной детской площадки и принять участия в ловле мяча. Между домом, где жил мальчик, и местом его алканий обитал свирепый пес, и звался пес немейским Львом (немейской у него была порода, а Лео - кличка). Нужно было обладать: смелостью и быстрыми ногами, чтобы пробраться по территории Лео и не накормить его своими джинсами и икрами-ягодицами; а также ловкостью, необходимой чтобы перелезть через двухметровый сетчатый забор (площадка была официально закрыта - зачем детям играть? - и ворота всегда заперты). Геракл же не обладал ни одним из необходимых качеств, потому сидел дома и смотрел. Смотрел как другие - счастливые! - дети играют. Они играли - он смотрел. Такое положение вещей было невыносимо, но еще более невыносимо было то, что Геракл не мог изменить его в лучшую сторону. Никак, то есть, совсем никак.

Эврисфей вырос в настоящего подонка большого города. Подонки бывают разные, например, провинциальные. Стоит эдакий дылда-доморощенный на единственном перекрестке захолустного городишки и подкидывает монетку - ждет жертву. Жертва не может улизнуть - мимо не пройдешь. Скучно. То ли дело в большом городе! Всего много - и жертв, и подонков. Масти разные, ситуации интересные. А боль при ударе чьего-то кулака о твой нос - та же, что и в провинции (закон постоянства боли). Геракла били часто. Он не мог дать сдачи - идеальная жертва для подонков. Да к тому же колченогий - есть за что зацепиться. Но всё приедается, даже подонство, вот и Эврисфей, увидевший ковыляющего Геракла, не возжелал банально избить идеальную жертву - уж слишком легко и неинтересно. Подонок большого города решил сыграть на самолюбии заморыша, чтобы потешить свое.
- Какие люди и без охраны! - гримаса не украсила физиономию Эврисфея и он об этом знал.
Геракл сжался и захромал сильнее.
- Сегодня ты выиграл в лотерею и не будешь бит. Суперприз: тебе разрешается пройти на детскую площадку. Но ты же испугаешься вездесущего Лео и не пойдешь. Профукаешь приз, а Геракл? - прищур подонка бил точно в цель - в тщеславия "малька".
- Пойду! - глаза хромоножки загорелись огнем праведным.
- Ну попробуй! -
Эврисфей улыбнулся так, чтобы засветить фиксы, два зуба у подонка были титановыми - предмет его гордости (нет, зубы не были выбиты, они были сознательно заменены на фиксу).
Геракл насупился, топнул ножкой (здоровой), и… не подвел, среагировал точно по выложенным перед ним рельсам заманихи: полез к Лео. И Лео оприходовал слабосильного, да к тому же еще и не быстроногого подростка по полной программе. Кровь на одежде и асфальте, брызги слюны во все стороны, визги животного, вопли человека - сложились для подонка большого города в сладчайшую визуально-звуковую картинку. Вновь блеснули фиксы.

Та же элитарная больница, но бокс другой, и врач другой.
- Змеи, снова змеи, - с непонятной интонацией произносит Алкмена, глядя на сына в боксе.
- Какие змеи? - доктор терпелив, ему сказали кто мать пострадавшего (и кто отец - что более весомо).
- Я поняла, они помогают ему. Хорошие змеи!
Доктор решил выписать ей успокаивающего.

Из больницы Геракл вышел уже слышащим. Он слышал голоса. Голоса то ли демонов, то ли богов. Они-то и нашептали мальчику: пиши. И он стал писать. О себе - о ком еще мог писать всеми третируемый, слабый ребенок с неизмеримой - никто не измерял - фантазией? Отец (которого Геракл никогда не видел) превратился в Бога, Эврисфей - в слабого и трусливого царька, Лео - в громадного льва, естественно, немейского (никуда от среды не денешься - накладывает она свой неповторимый отпечаток даже на творения гениев), а поражение - в подвиг. Первый подвиг Геракла.

Когда потерял девственность Эврисфей и была ли она у него вообще - неведомо. Как не установлен и весь список его сексуальных партнерш. Но то, что однажды он напоролся на Лернейскую стерву - факт. Как известно, не мужчины выбирают своих любовниц, это слабый пол стреляет первым (обычно точно в цель). Вот и в Эврисфея попал флюид Эроса, испущенный безупречной в стрельбе Гидрой (так называли Лернейскую стерву). Подонок отошел на некоторое время от своего подонства, так как нельзя отдаваться этому нелегкому ремеслу, находясь под каблуком (некоторые неразумные мужчины считают его своей короной - пагубное заблуждение) стервозы. В очередной раз пропустив из-за сексуальных утех запланированное на день злодейство, подонок большого города задумался. И родился план мрачный как ночь, у которой выкололи глаза-звезды. Гидра план усовершенствовала. У Геракла не осталось ни единого шанса не попасть в ловушку, но он об этом не знал…

Вся в обтягивающем черном с блестками платье предстала обольстительница перед Гераклом и понял он: под платьем ничего нет. Пускающий слюни малорослик был сражен, повержен, разбит, взят в рабство, продан, снова взят в рабство, снова продан (но уже дороже). Гидра приковала колченогого девственника к спинке кровати и занялась им вплотную, используя весь свой арсенал кож, плеток, шипов и прочих причиндал… а у Геракла стоял и стоял… только к утру почти выдохшаяся Гидра зафиксировала победу, да и то по очкам, а не нокаутом. Хлебнув горькой, Гидра уснула. Геракл же заснуть не мог, его тело источало боль, из одних мест мелкий организм хромоножки слал мозгу сигналы о порезах, из других - об ожогах (стервоза знала как и где тушить сигареты), а анестезия в виде множественных оргазмов закончилась. Как тут заснешь?

Врачи той же клиники зафиксировали на теле уже привычного пациента следующие повреждения: ожоги (разных степеней), укусы, рубцы от колюще-режущих предметов, кровоподтеки от веревок и наручников, гематомы (слишком разнообразные, чтобы классифицировать их все), и разрыв ануса неизвестным предметов большого калибра. Последствия "веселья": сердечная аритмия и недостаток тестостерона в крови, сотрясение мозга и общее обезвоживание организма.
- Снова змеи спасают его, - закурив косячок, сказала Алкмена.
- Будет жить! - однозначно констатировал молодой врач и тоже затянулся травкой.
- Он стал мужчиной, - сказала мать не без гордости и подумала о своем.
- Не буду оспаривать.
Врач позволил себе лишние (ручки шаловливые распустил), а ведь косяк выкуренный вместе - еще не повод для знакомства. Итог: переведен в другую больницу с понижением в должности.

- Мама, мне нужны деньги! - заявил Геракл, выйдя из белых стен лечебницы.
- Зачем? - Алкмена подтвердила данным вопросом необоснованность заявления отдельных личностей о том, что у женщин напрочь отсутствует логика.
- На продажных женщин! - в этих словах малорослика было столько мольбы, что хватило бы умольбить легион закаленных ветеранов, не чувствующих жалости даже к своим любимым врагам.
- Вот тебе карточка, на ней достаточно для постоянных групповух в течении года… - Алкмена не была закаленной в боях ветеранкой и тут же разжалобилась, к тому же материнский инстинкт толкал на сочувствие и она облобызала своего отпрыска. - Ты хочешь поговорить об этом?
- Мама, какие разговоры, надо действовать! - не повелся на любимый вопрос психоанальгитиков Геракл и умчался оргазмировать по крупному.
С этого вечера у одной из многочисленных фирм типа "Досуг", прикорнувших под теплым крылом корпорации "Всё Остальное", появился постоянный клиент. Гераклу из предложенных Гидрой сексуальных ориентаций полюбилась лишь одна: любить живых девушек, соответственно он отказался вести амурные войны с мужчинами и всякими другими тварями Божьими, независимо от их физического состояния (всего состояний местная наука знала четыре: твердое, жидкое, газообразное и плазма). С дамой, определившей его путь-любовника, Геракл больше не виделся никогда - в смысле интимном, и иногда пересекался по жизни - в смысле социально-общественном (она ему улыбалась, он ее не замечал). Как писатель он обработал ситуацию и на свет появился "Второй подвиг Геракла", правда, записать его сразу не получилось, на бумагу текст вылился только тогда, когда интерпретирующий реальность в миф хромоножка смог нормально сидеть.

Никто не будет оспаривать тот факт, что некоторые молодые особи рода человеческого бывают ужасными дураками, некоторые - ох какими дурочками, а… некоторые - дай им Бог здоровья! - активными дурами. Активные дуры - худшее из всего, что есть в огромном племени дур, дураков, дурынд и прочих дурищ. Они мало того что дуры, еще и активны, то есть, вмешиваются во всё и вся происходящее вокруг (касается их это или совсем нет - для них абсолютно не важно - они в каждой дырке затычки). Своей дуростью активные дуры преграждают естественное течение жизни целых народов, губят цивилизации и превращают пласты золота в свинец. Спасения от них не может дать ни ум ни знания, ни интуиция, ни даже гидромецентр. Активные дуры - это вещь в себе, вещь, однако, способная вылезать за пределы себя и досаждать вам по жизни, а также (иногда, больше похожее на всегда) сгонять вас преждевременно в могилу (порой, вкупе со всем вашим семейством и родичами). Так уж получилось - естественно, не случайно! - что тот утлый кораблик цитоплазмы, именуемый некоторыми Гераклом, напоролся на не обозначенный на карте риф "Активные дуры". Тут-то он и узнал, что такое лихо!
Когда колченогий отчаялся, когда жизнь ему стала невыносима, когда трата денег, секс, алкоголь, наркотики и звонки в фирму "Досуг" перестали улучшать минусовое настроение, Геракл подсунул активным дурам два шприца с самым новом и самым чумовым химическим средством уйти в мир фантазии - "Финт ушами". Активные дуры по своей дурости решили попробовать содержимое и попробовав… еще раз попробовав… еще только один разочек попробовав… ничего не сказав на прощанье, скрылись в - о Боги! - совершенно неизвестном направлении.

Геракл все-таки попал в ту же клинику, но на этот раз с диагнозом для него экзотическим: нервное истощение.
- А что у него с лицом? - наклонив голову набок, спросила Алкмена.
- Посерело, - довольно пожилой врач был точен до неприличия.
- Это я и сама вижу! Когда его цвет станет нормальным?
- Два, максимум три дня, - дал врач слово и (что подтвердило его высокую квалификацию) слово это сдержал.

Выйдя из клиники, Геракл ничего не делал, потом не делал ничего, чуть погодя - занимался тем же (конкуренция в этом виде жизнедеятельности - огромадная!), еще чуть позже - начал осознавать, что он слишком долго ни хрена не делает - и мысль сия вытянула хромоножку на эту сторону реальности: он сел за комп и набил свой "Третий подвиг". Надо заметить, из всех (уже трех!) подвигов последний выглядел как-то бледновато и сия бледность пагубно оттеняла сверхблестючие амбиции Геракла. Хромоножка заволновался - уж не исписался ли он? Прислушался к себе… к голосам… уф! кажись, нет! Однако писатель решил подтянуться и выдавать на гора только качественный продукт - сдобренный приправой гениальности, разумеется! - который бы стрелою быстрой летел от сердца творца прямо в сердца потребителей (шаблонная мечта многих поколений графоманов).

Снова Эврисфей подбил Геракла на рискованное занятие:
- А слабо закадрить вон ту фифу? - подонок большого города ткнул пальцем, испачканным в кетчупе от бутерброда быстрого приготовление, в фифу, садившуюся в нечто красно-спортивное. - Прощу карточный долг!
Геракл подумал (занятие достойное и не героя).
- За неделю оприходую! - заявил он.
- Замазались!
Один из многочисленных приспешников Эврисфея (его имя нам абсолютно не важно) разрубил руки поспоривших, и отсчет времени пошел. Шир-шир - потекли желтенькие гранулюшечки в песочных часах, вверху их становилось от эдакого "шир-шира" меньше, внизу - больше.

В глобальной паутине (щщщ.сеть.тпру) ник фифы оказался - Лань. Она не отвечала на письма, вызовы пейджера, звонки на сотовый и прочие знаки внимания. Видя Геракла, так сказать, в натуре Лань посылала его в Прекрасное Далеко (было применено красноречивое сглаживание шероховатой нецензурщины). Неделя подходила к седьмому дню. Срок - к концу. Терпение Геракла - к исходу. Исход терпения - к красной отметке. Тогда вспомнил Геракл некоторые из штучек, что проделывала над его телом Гидра, применил их и (хоть и путем неправедным) затащил Лань в постель (не забыв всё заснять на видео).
Представленные доказательства удовлетворили Эврисфея и он простил Гераклу карточный долг.
Радостный Геракл радостно шел по радостной улице и радостно улыбался своему бесконечному счастью-радости и вдруг… его окружили мальчики в сильно облегающей мощные тела униформе корпорации "Софт", а из очень длинного и очень черного авто вышла сама Величавость (если бы описывал это действо поэт, он бы выразился именно так)… как выяснилось чуть позже, вышла из авто любовница Лани и по совместительству (весьма для Геракла некстатичному) замдиректора "Софта" Артемида во всем своем блеске и могуществе. Кто такая вылезшая из авто дамочка на ушко хромоножке сообщили как раз те самые нехилые мальчики в инкубаторских костюмчиках, которые успели тюкнуть начинающего писателя по почкам и разбить носяру (так получилось). После этих вежливых процедур этикетного знакомства, они заломили Гераклу руки и подвели к хозяйке. Та спросила:
- Зачем вы, пока молодой человек, мою пассию обидели? - а глаза у нее были такие добрые-добрые.
Тут и выяснилось кто Лань для Артемиды - а для Геракла наступил момент истины. На писаку свалились ледяные мурашки и стали размножаться в области поясницы, выше оной, и ниже. Одно ему оставалось - удариться в красноречие (авось и поясницу свою спасти удастся, и мурашки вымрут заодно с неприятностями).
- Да я же не знал, кем она вам приходится! А пацанам своим скажите, чтобы они меня отпустили, мне кровь из носа надо подтереть. За базар отвечу по понятиям и стрелки если что забьем! Я хоть и незаконнорожденный, но всё-таки сын Зевса! - вскидывание подбородка, взор улетает в небеса.
- Какая вульгарная речь, - Артемида покосилась на своего секретаря, тот перевел заявления хромоножки на более эстетически-удобоваримый сленг и удостоверил подлинность выброшенных в околозвездное пространство сведений.
А кровь писательский нос всё выдавал и выдавал - неуемный носяра оказался у Геракла.
- Ладно, забыли! - смилостивилась Артемида.
Мальчики-крепыши в унисексовой униформе отпустили писателя, самый настырный из них напоследок пнул колченогого похитителя лесбиянок под зад твердым ботинком (фирма "Садо-Мазо-и-Корова" гарантирует перелом ноги врага/любовника твоего).

Клиника уже знакомая, диагноз: раздробление копчика в особо циничной форме (не дословный перевод с пралатинского).
- Почему в его палате нет цветов? - Алкмена придиралась к мелочам, такое было у нее настроение.
- Каких цветов желаете? - врач средней степени потасканности вежлив и предупредителен.
- Это не я желаю, это моему сыну жизненно необходимы крокусы! - капризничает Алкмена.
- Учтем, - врач делает пометку в своей голове.
- И пусть униформа медсестричек побуждает пациента к жизни, а то висит на них, будто это не сестры милосердия, а вешалки! К тому же вешалки худые! Да еще и юбки длинные, - неодобрительный взгляд на юбки медсестер, чуть не подпалил оные, - они что у вас монашки?
- Нет.
- Ну и? - маникюрчик отбивает дробь по стеклу на двери.
- Учтем! - от многочисленных пометок голова врача разбухает и стерильная шапочка начинает жать.

Долго еще Геракл не мог нормально ходить (по его "хромым" понятиям нормально) и нормально сидеть. Но из анекдота мата не выкинешь - был написан четвертый подвиг. Хотя автору не особо и хотелось себя таким образом увековечивать - лучше бы каким другим! - но ничего постороннего в голову не лезло и вот почему: Геракл ёрзал, устраиваясь за компом поудобнее - задница бередила самолюбие, самолюбие капало на мозги сознанию, сознание ворошило извилины… и вот из-за этого ворошения в них ничего кроме Лани-Артемиды не лезло. Эх, как важно порой четко прилегать причинным местом к стулу!

Однажды, завис Геракл в баре "У Фола", завис крепко: напивался там и опохмелялся там. Пил грамотно, то есть, не мешал алкоголь с наркотиками и падшими женщинами (наркотики "У Фола" не продавали принципиально, а что-либо сотворить не только с падшими, но и с женщинами вообще Геракл, находящийся в состоянии клюквы на коньяке, просто не мог). Допился Геракл сначала до белой горячки, а через неустановленный промежуток времени и до бычьей трясучки. И стало его колбасить и плющить не по-детски. Стада кентавров закружились в неровном хороводе вокруг Геракла, ему такое непотребство не понравилось и он стал кидаться в кентавров кружками. А такое непотребство уже не понравилось самому Фолу (хозяин забегаловки, о чем можно было догадаться по его имени) - вызвал он людей в белом. И увезли маленького колченого психа в психушку (а совсем не в знакомую нам элитарную клинику). А Алкмена пошла по пути одного эзотерического кружка "Умелые пальцы" и временно находилась не здесь и не сейчас, посему отсутствие своего любимого чада заметила не сразу (или сразу не заметила).
Поскольку в кентавров Геракл продолжал кидаться любыми подвернувшимися под руку предметами и в стенах психиатрической лечебницы, то его нещадно закололи аминазином. Под влиянием оного у Геракла развилась еще и мания преследования какого-то Кабана. Геракл неразборчиво бубнил про то, что это Кабан виновен во всех его (Геракла) несчастьях, особливо в появлении кентавров (внушали это пациенту, естественно, голоса, к которым он давно привык и в чьей всамделишности не сомневался даже лечащий Геракла психиатр). Что за личность или сущность этот Кабан - установить не удалось. Правда, был один наркобарон - не очень высокая должность в корпорации "Всё Остальное" - Кабан, он контролировал эриманфский рынок наркотиков, но его ли имел в виду своими глюками Геракл - осталось невыясненным (за покровом тайны). Слушать бредни хромоножки не могли даже ветераны электрошока и по общему сговору новичка определили на должность Главного очистителя клозета. Особенно на этом поприще постарался Авгий, который до этого был Главным очистителем клозета, и которому драить сортир зубной щеткой ох как надоело.
Надо сказать, что психов кормили в основном разными кашами (на масле экономили) и горохом, от этого психи срали много, очень много срали - не каждый толчок со среднестатистически-непробиваемой кучей психического говна справлялся. Засоры образовывались каждый день и разгребал эти - не побоимся этого слова! - фекалии Геракл. Кентавры вкупе с Кабаном не выдержали данных процедур и свалили, даже голоса притихли. А Геракл свалить не смог - отовсюду его пихали обратно в толчок прямиком к говну. Жизнь обрела смысл: Гераклу казалось, что избавившись от говна, он обретет покой. Генерация планов различной степени сложности и не менее различной степени нужности никогда не вызывала у него затруднений и запоров в извилинах.
Вода потекла по множеству труб (повернутых куда надо) и захватила говно, и понесла, понесла… всё в больнице стало коричневым, кроме клозета - он сверкал неприличной чистотой, все пациенты перемазаны… а Геракл светится довольством - еще бы, очистил клозет навсегда! Стоит ли удивляться, что хромоножке за такие дела устроили темную в светлое время суток (били все - и персонал, и пациенты), потом его затащили в кабинет ЭШТ (участвовал только персонал), где эту ЭШТ ему и сделали: подключили куда надо электроды и где надо щелкнули тумблером - з-з-з - через тело Геракла прошли парадом бравые ребята эшэтки (которых в далеком будущем обзовут Вольтами) с песнями и плясками. Следующие дней пять - или шесть, или семь - Геракл пребывал огурцом, безупречным огурцом - зеленым, с пупырышками. А вернувшись в тело человека эту свою огуречную жизнь писака не помнил напрочь (поэтому никогда об огурцах подробно не писал).

Когда Алкмена завязала с эзотерикой (на время) и не нашла сына, а не найдя сына устроила большой шухер, а устроив большой шухер, вновь обрела сына похожего на огурец… и только обретя огурец, быстро превратившийся в сына, - успокоилась. Успокоилась не только потому, что нашла-таки Геракла, а еще и от дозы успокаивающего, которую ей впрыснули в знакомой нам элитарной клинике. Алкмена хоть и наблюдала брачные игры добродушных и позитивных змеюк (преимущественно зелененького цвета в оранжевых пятнышках), попутно питавших Геракла силой и возвращающих его к нормальной жизни, но ничего об этом не сказала вслух, а врач от себя ничего не добавил. Очередной "клинический" диалог превратился в молчание - ну и пробел с ним!

Вернувшись к своей писательской деятельности, Геракл создал свои пятый и шестой подвиги. Бар с кентаврами и Кабаном отошли к подвигу №5, а психушка с Авгием - к подвигу №6.

Отчеты о "своих" подвигах у Геракла взяли в одну желтую (на отбеливании бумаги экономили) газетенку, да неожиданно и напечатали! На радостях Алкмена купила сыну спортивный байк. И стал, значится, Геракл лихо на нем рассекать по улицам ночного города. Даже доезжал до бензоколонок района Крит, и вот около одной из них (принадлежащей Миносу) на байк Геракла совершил наезд - в прямом смысле этого слова - грузовичок Быка. Бык был тупой, что доказывал его словарный запас - 100 слов (в основном матерные), и не любил он байкеров люто! Как увидит ублюдка (эвфемизм) на двухколесном агрегате - так и давит нещадно. Вот и Геракла даванул. А много ли Гераклу надо? Растекся он по жесткому асфальту и не на много менее жесткому стволу дерева и переломал столько костей, что перечислять их все смысл имеет только садистам, но мы их обломим (что, согласитесь, приятно!). Мозги Геракла бережно сохранил фирменный шлем (спасибо корпорации "Хард"!), остальное с разных твердых поверхностей соскребли профессионалы все той же клиники.

- Что-то змей в этот раз много, - заметила Алкмена и прочла мантру удачи.
- Тяжелый случай, - посочувствовал врач и прочел мантру денег.
Удача пришла к Алкмене - Геракл выжил, но стал хромать сильнее, впрочем, при его походке это было малозаметно, а деньги - завалились к врачу многочисленной толпой (интересно, а кто был посредником между удачей и деньгами? или это был бартер без посредников?).

Геракл сделал реального Быка - быком в своих писульках и тут же зарезал его - пусть и не собственноручно - в седьмом подвиге. Убийцей парнокопытного стал Тесей, видимо, тут сыграла свою роль заметка (в той же желтой газетке, где публиковали творения Геракла), животрепещуще описывающая один случай на дорогах города:
"Байкер Тесей расстрелял из пистолета (идет пиар одной известной марки оружия) некоего Быка вместе с его грузовичком (фотографии во всех ракурсах, кровь так и выплескивается с газетных страниц). Бык был до своей гибели известен тем, что давил байкеров (приводится полный список раздавленных мотоциклистов). Прах кремированного Быка по его завещанию будет развеян группой сочувствующих дальнобойщиков над могилой последнего байкера. На что клуб байкеров ответил нецензурным заявлением: да этот … Бык … не дождется, мать его…!"

Эврисфей знал, что Геракл сходит с ума по героям мультфильма Хучи-Ки, но это знание не приносило ему никакой пользы - ни материальной, ни эстетической. Но Эврисфей не был бы настоящим подонком большого города, если бы даже из пустого знания не смог бы извлечь маленькой подоночной выгоды. В квартале открылся новый большой универмаг "Диомед" и в его чреве разместился такой притягательный для малышни желудочек - отдел Игрушек. Там были и плюшевые Хучи-Ки. А это уже тема…
При встрече Эврисфей случайно поделился данной новостью с дрожащим Гераклом, потом просто хлопнул хромоножку по плечу и не стал бить. Писателю бы задуматься… но некогда - он уже мчится за плюшевой мечтой… Эврисфей демонстрирует свою фиксу, набирает номер универмага, и сдает по телефону свою постоянную жертву с потрохами: "Да, да, такой маленький колченогий ублюдок, помешан на Хучи-Ках, тырит их из всех магазинов и потом хвалится перед своими дружками… да, да, маньяк по самые гланды… Примите меры? Ага, ага… Нет, нет, мне никакой благодарности не нужно, я из бескорыстных соображений…"

Охранники универмага били Геракла, со вкусом, с тактом, с расстановкой, не торопясь сделать перекур. Только писатель взял парочку плюшевых Хучи-Ков - как его взяли за задницу и стали бить. Непонятно за что и почему так сильно. Самое время было звать маму, но кровавое месиво во рту мешало выговорить это такое легкое по произношению слово - мама!

Та же клиника. Реанимация.
- Что он сжимает в руках? - Алкмена щурится, пытаясь разглядеть что-то бесформенное и разноцветное, намертво зажатое ручонками ее сына.
- Установить не удалось, по-видимому, какая-то детская плюшевая игрушка, - врач спокоен как удав - он только что принял успокоительного.
- М-м-м, - понимающе мычит Алкмена, она тоже приняла успокоительного и спокойна как самка удава.

Выйдя из клиники, Геракл обнаружил, что голоса в его голове стали разговаривать как Хучи-Ки. От вида этих плюшевых уродцев его тошнило, а из-за беспрестанной болтовни голосов - тошнило часто. Трясущимися руками он набил на компе свой восьмой подвиг. Хучи-Ков он превратил в коней - пальцы не поднимались печатать слово "Хучи-Ки", но и коней в конце своего подвига Геракл угробил: их разорвали дикие звери - ведь даже в образе лихих скакунов хромоножка ненавидел - до тошноты! - этих плюшевых чмо (эвфемизм в квадрате).

Шли годы. Эврисфей мужал, Геракл - умнел, но физической силы так и не набирался. Адмета - любимая дочурка Эврисфея (надо сказать, и у подонков бывают любимые дочурки) позарилась на одну цацку: пояс Ипполиты, эту реликвию подарил своей пассии авторитет кровавых разборок - Арес. Эврисфей, хоть и был подонком большого города, но не имел достаточного мачизма, чтобы в открытую попереть на соску Ареса. Но есть и окольные пути: писатель Геракл, задолжал месячную мзду - и вот ему уже выставлен счет: надо во что бы то ни стало притаранить пояс Ипполиты. Геракл реально был не способен в одиночку обтяпать такое дельце и подключил своих поклонников (даже у самого замухрыжного писаки есть поклонники): образовалась стая интеллигентского вида ботаников. Самым мощным в этой компании задохликов был Тесей - он подтягивался ужасное количество раз - целых три! - на перекладине.
Интеллигентам предстоял дальний путь, аж до самого Эвксинского Понта (не спрашивайте откуда взялось такое трудновыговаримое название заурядной в общем-то местности), самым реальным клубом в данном каменном бардаке являлась "Фемискира", да и то в ней пиво подавали с трубочками - вопиющие кощунство! - что уж говорить о других заведениях. Именно в "Фемискире" и тусовались приспешницы Ипполиты.
По пути ботаники остановились промочить горло в заведении Пароса, там двоих ботаников ждала лютая смерть… (вырезано цензурой).
Еле унеся ноги из забегаловки Пароса, компания затарилась в библиотеку, в которой заведовал Лика, тот принял ботаников с распростертыми объятиями - сам Геракл к нам пожаловал! - и доходяги морально отошли от невербальных потрясений последних часов. Но была у Лика одна заморочка: он сам кое-что писал, а его идеи всегда тырил царь плагиаторов Бебрик. Геракл, находясь под влиянием крепких спиртных напитков поддержал Лика в дискуссии и помог зачмырить Бебрика по всем понятиями риторики и логики. Не удивительно, что следующую свою книгу Лик посвятил Гераклу (не, они точно не спали вместе).
Далее я процитирую самого Геракла, ибо этот отрывок из его писулек действительно удался (выше среднего на одни коньки). Даю мощную цитату:
Слава о колченогом и незаконном сыне Зевса давно уже достигла самых отсталых слоев трущоб Понта. Поэтому, когда компания Геракла завалилась в "Фемискиру", там все поняли: сейчас что-то будет!
Товарки Ипполиты с удивлением смотрели на ущербного сына Зевса, который выделялся, подобно Ваньке-Встаньке, даже среди своих спутников-ботаников. Ипполита спросила уже довольно известного писателя Геракла:
- Слушай, чудило, скажи мне, что привело тебя в наш клуб? Мир несешь ты нам или войну?
Так ответил симпотной герле Геракл:
- Подруга, не по своей воле пришел я сюда с войском, совершив далекий путь по незнакомому району; меня прислал Эврисфей. Дочь его Адмета хочет иметь твой пояс, подарок Ареса. Эврисфей поручил мне добыть твой пояс без промедления, я должен ему по жизни круглую сумму, но не будем погружаться в бытовые мелочи и вертеть круг без точила, а также лясы точить без круга и прочий порожняк гонять по кругу!
Не в силах была ни в чем отказать Гераклу Ипполита (запала она на уродца по самую ватерлинию - в жизни и не такое бывает!). Она была уже готова добровольно отдать чудиле пояс (за одну - но цельную! - ночь плотного секса)… но в действо вмешалась великая старая перечница Гера…
(Гера в молодости спала с Зевсом, потом стала его женой, и ревновала своего благоверного ко всему что движется - к Алкмене особо, а уж отпрыска ее колченогого старалась извести всеми возможными способами.)
Желая погубить ненавистного ей Геракла, Гера приняла вид оранжевой собаки (архетипичный наркоманский глюк - а в "Фемискире" кололись все), врезалась в толпу феминисток и лесби (в "Фемискире" собирались преимущественно мужененавистницы и местами лесбиянки - одно другому не мешает) и стала убеждать разбитных девчонок напасть на ботаников Геракла.
- Геракл гонит!, - сказала Гера, - он приперся к вам с черными думками. Колченогий доходяга хочет похитить вашу спонсоршу Ипполиту и увезти ее в свой дом, и обломятся вам халявные оттяги!
Товарки повелись на телегу Геры. Схватились они кто за что и стали мочить ботаников и в хвост и в гриву. Больше всех раздухарилась Аэлла. Первой напала она на Геракла, подобно бурому винту (но не тому коричневому пропеллеру, который крутят пилоты, а тому химсоставу, что вгоняют в исколотые вены разные неразумные чмыри). Великий писатель - а именно так он о себе думал - смог отбиться только применив совсем неботаническое оружие - табуретку (и как только он ее поднял?). Помогло! Тогда и другие яйцеголовые стали хватать самое тяжелое, что отрывалось от стен, пола, потолка, и метать в местных феминисток-лесбиянок. Парочку бой-баб ботаникам даже удалось взять в плен. Доходяги даже плясали вокруг поверженных стерв танец Великой Победы, а такого мужеского беспредела в стане лесби Ипполита стерпеть не могла - она выкупила свою подруга Меланиппу за пояс и вернула ту в родную гавань, а на Антиопу поясов не хватило и ботаники увезли ее с собой. Геракл отдал сей трофей в награду Тесею за его великую храбрость (ведь именно Тесей позвонил в полицию, где у него была мохнатая лапа, а если бы не спецназ полиции, еще бы неизвестно как дело повернулось). Так добыл Геракл пояс Ипполиты.

Из этой истории колченогий писака выжал все соки. Так появился на свет девятый его "подвиг" - самый длинный и принесший акуле пера самый большой гонорар (хватило на кило кокаина - дальше писатель долго себя не контролировал).
Вот с этим белым порошком и связан один эпизод, который сам Геракл забыл напрочь (и, следовательно, не смог на нем заработать), зато о нем не забыли желтые газеты - уж они-то свои тиражи подняли - будь здоров и не кашляй! Естественно, писателю никакого гонорару с их бизнеса не обломилось.
А было следующие: стер Геракл n-ную дорожку кокаина и вышел он из номера гостиницы "Троя" и увидел он, что девушка в латексе и бандаже прикована наручниками прямо к светофору, и решил писатель воспользоваться ситуацией. И воспользовался-таки! А девушку-то зарядили для другого - да не просто для другого, а для самого настоящего сексуального монстра… (имя похерено антицензурными анархистами). Сексуальный монстр, а также протеже Посейдона - не последний человек во "Всём остальном" - зело обиделся на сучару бацильную (именно такие слова завтрашние газеты приведут в своих репортажах о горячих событиях из болот шоу-бизнеса), но учуяв кокаин, которым были полны все карманы Геракла, поменял приоритеты и сдался на милость имеющего блага. Зато Лаомедонт (продюсер шоу "Монстр трахает девственницу") на Геракла осерчал реально и никакие совместно стертые белые дорожки развести возникшие противоречия не могли (Лаомедонт предпочитал герыч). И прогнал он Геракла с позором (вырезано цензурой) - но писателю было это дело по уровню мостовой: он ни черта не помнил. Даже когда Алкмена его отмывала, когда наказывала, когда она его в реанимацию везла - Геракл лишь блевал и обещался поиметь премию слепой Фемиды (самую престижную литературную награду в то время), не понимая, что с ним творится и не врубаясь в то, как он дошел до жизни такой (память отказала напрочь).
Будущее показало, что для получения премии просто блевать и обещать - не достаточно (хотя порой и необходимо).

Та же клиника. Геракла в очередной раз откачивают.
- Общая интоксикация организма… - закончил рапортовать новый врач. - Ему бы с наркотой завязать.
- С ней хрен завяжешь! - Алкмена украсила столик двумя дорожками белого порошка, конфискованного у Геракла.
- И то правда, - человек в белом халате присоединился к празднику жизни.
Потом молодой доктор станет очередным любовником Алкмены и пойдет на повышение, но это уже совсем другая история…

А вылеченный Геракл ничего не помнил, и по сему ни о чем не написал. Так литература потеряла очередную нетленку.

После таких треволнений, Алкмена отправила Геракла в санаторий, чтобы он там подлечил тело и душу. Санаторий располагался далеко - на острове Эрифейя, а до острова этого цивилизованные земли еще свои цепкие лапы не дотянули, так и болтался остров в нецивилизованной географии. Но по-простому Геракл до него не доехал: отстал от поезда и потерял документы, вместе с билетом и деньгами… а может, не сам потерял, может, помогли… - кто теперь разберет? А без билета и документов тяжело добраться до парома... Ладно еще, что расстроенного писателя подобрал Гелиос и довез до санатория, а то бы неизвестно, подружились бы они когда-нибудь или нет. А так подружились и даже вместе песни орали, рассекая окраины цивильных земель на золотой амфибии Гелиоса (самой навороченной из всех самых навороченных тачек крутых пацанов).
Островным санаторием заведовал Герион. Пациентов своих он считал коровами и пас их на зеленых лужайках, а некоторых не только пас, но и любил (бывало и на лужайках). А увидев колченогого Геракла, Герион неприлично заржал и всуе стал обзывать писателя коровой. Геракл от такого обращения не только не излечился от мук душевных, но и увеличил их поголовье. Хотя в весе за время "не лечения" прибавил и даже слегка округлился харей, впрочем, это его не сделало краше.
И напали на Геракла глюки и были они такие: не один Герион человек - их трое, но трое в одном, один Герион и трое он. Трое в одном. Триедин, он. Вот. А еще - все вокруг коровы. И жуют траву. А Геракл - пастух и надо ему коров пасти. А враги мешают. Врагов много…
В этом океане бреда писатель мог бы и утонуть, если бы не Афина-Паллада, успокоила она Геракла только ей одной известным способом (поила коктейлем, но рецепт сего божественного напитка невозможно было узнать, даже в те просвещенные времена за очень большие деньги). И еще помог Гелиос. Переправил он Геракла обратно к Алкмене вместе с воображаемыми коровами. Алкмена решила не мудрствовать лукаво и погнала стадо коров и сына-пастуха в клинику. Там коров не приняли и их украл у выхода Эврисфей, потом он всё стадо оптом подарил Гере (чтобы подластиться, а не альтруизма для).

А Геракл чуть похудел, чуть излечился, чуть позабыл коров (немного плакал он по ним, особенно в полнолуние), в общем, чуть изменился. Чуточку, самую малость, но существенно, однако не настолько радикально, чтобы из дневника своей тягомотной жизни не сотворить очередную историю с Подвигом (именно так, с большой буквы "П"). Так появился на свет подвиг с бляхой №10.

Алкмена посоветовала Гераклу завести какого-нибудь домашнего зверя, чтобы тот скрашивал одиночество, ведь даже женатый человек может быть одинок среди жены, тещи и детей мал мала меньше. Геракл послушался и завел белую мохнатую, ужасно смешную болонку и назвал он эту симпатягу Цербером. Цербер был душкой из душек, он не срал и не ссал где ни попадя, в еде был непритязателен, не лаял по ночам, не чесался неприлично, не грыз сандалии и т.д. (у него подобных добродетелей было еще вагон и маленькая тележка). К тому же, он замечательно успокаивал расшатанные нервы писателя. Гармония Человека и Его Четвероногого Друга одним словом. Ага… продолжалось так месяца три, а потом Цербер неожиданно оказался внутри параноидального бреда, находящегося внутри перманентных глюков, которые прочно засели в ненормальном сознании Геракла. И вот тут началось страшное! Белая, мохнатая и смешная болоночка, ангел во плоти и обладатель мириада добродетелей оказалась в Аду. Правил этим ужасным царством Аид, был он не каким-нибудь раздолбаем-холостяком, а настоящим оседлым женатиком и жена у него была не кто-нибудь - а Персефона. Вот ее-то и пытались похитить Тесей и Перефой - уж больно знойна была Персефоночка, особенно в намокшей от дождя тоге, но…
Геракл решил спасти свою любимицу и смело отправился в недра своего Оно (и не знал он, что там Ад вкупе с Аидом, Персефоной, Тесеем, Перефойем, плюс мириады глюков разнообразных). Там хромоножку призывали спасти от участи тяжелой прикованные к скале Тесей и Перефой (их засекли во время похищения и они отгребли наказаний по самым строгим статьям адова УК).
- Некогда мне! - отмахнулся от их просьб Геракл. - Мне надо милашку Цербера отсюда вытащить.
- … - крикнули вслед неблагодарному писателю Тесей и Перефой (а не спасал ли Тесей задницу Геракла? - риторический вопрос, неблагодарность легко закрывает глаза на любые милости друзей).
Многие глюки бежали от вида Геракла, но один глюк не убежал. Это была Мелеагра. С мольбой обратилась она к писателю:
- О, великий Геракл, об одном молю я тебя в память нашей дружбы, сжалься над осиротевшей сестрой моей, прекрасной Деянирой! Беззащитной осталась она после моей смерти. Возьми ее в жены, великий герой! Будь ее защитником!
- Некогда мне! - отмахнулся от ее просьбы Геракл. - Мне надо милашку Цербера отсюда вытащить.
- … - крикнула вслед Гераклу Мелеагра.
Долго ли, коротко ли шлялся писатель внутри параноидального бреда, находящегося внутри перманентных глюков, которые прочно засели в его (его ли?) ненормальном сознании, но дочапал наконец и до Аида. Обстоятельно и подробно он рассказывал царю какого это шляться внутри параноидального бреда, находящегося внутри перманентных глюков, которые прочно засели в ненормальном сознании Геракла (кто это?), а также прочие байки, и от такой мутотени и словоблюдства в особо крупных размеров царскому величеству стало дурно.
- Слушай, Геракл, шел бы ты отсюда, а?! - взмолился Аид.
- Мне нужен Цербер! Без него не сделаю ни шага! - смело ответил Геракл (он же все-таки пребывал внутри своего параноидального бреда, находящегося внутри перманентных глюков, которые прочно засели в ненормальном - но опять-таки своем! - сознании, можно за последствия и не бояться, можно и за базар не отвечать).
- Да забирай! - Аид и представить себе не мог, что так легко отделается от зануды. Царь же по сути ничего не терял при таком раскладе - лишь приобретал, отдавая писательскую собачонку, которая ему тоже порядком надоела своей летящей во все стороны беловатой шерстью, ее хозяину. Избавляясь таким образом от всех хлопот, оказавшихся внутри параноидального бреда, находящегося внутри перманентных глюков, которые прочно засели в ненормальном сознании Геракла.
Писатель так обрадовался встрече с милашкой Цербером, что душил того в объятиях душил, душил-душил… пока не задушил реально (да, и в нереальности можно реально задушить). Из нутра своего параноидального бреда, находящегося внутри перманентных глюков, которые прочно засели в ненормальном сознании, Геракл выбрался с трупиком болонки на руках. Долго он ходил по улицам своего родного района и всем показывал мертвого Цербера.
- Смотрите люди, смотрите какую Красоту и Доброту мы потеряли! - слезы величиной с горох во все стороны брызжут, всхлипы слышны за два квартала.
Труп начал разлагаться и, когда Геракл показал некогда болонку Эврисфею, того вырвало и он приказал своим шестеркам избить писателя свирепо, что те с радостью и сделали.
- А потом все в баню и по три раза до дыр мыться! Чтоб духу этой мерзости… короче, чтобы от вас пахло сосновым лесом! - да, плохо, было Эврисфею, ведь весь свой обед он отправил себе же под ноги - до того обдало его удушливым смрадом от разложившейся болоночки. А когда рвотные спазмы отпустили подонка большого города, сил пинать Геракла у него уже не было, да и жаль было свои, еще местами чистые ботинки - последний писк моды (естественно, писк моды жестко контролировался определенными отделами корпорации "Хард").

Та же клиника. Реаниматорщики напрягаются по полной - уж больно тяжел был Геракл (не в смысле веса, а в смысле состояния - надо же понимать, где собака зарыта!), к тому же хрен к нему без защитной маски подойдешь - воняло от постоянного клиента в этот раз так, что отделение пришлось закрыть на карантин. Но несмотря на быстро принятые драконовские меры, от запашка милашки Цербера клиника страдала еще с неделю (не меньше!).
- Жмуйки, зорошие жмуйки, - мычит сквозь респиратор Алкмена.
- Ждо? - в тон ей гнусавит новый (и снова молодой!) врач.
Алкмена машет перед линзами его очков пакетиком с кокаином. Потом оба куда-то исчезают.

Геракл выжил. Чудом. Хотя чудо у него потом болело. Обезболивающие помогали плохо. Наркотики помогали плохо. Секс вообще не помогал (см. выше о чуде). Да, тяжела писательская жизнь! Одной рукой (другая регенерировалась) он тихонечко-тихонечко набрал гипертрофированный ложью подвиг №12 (шрифт крупный, ибо глазенки писателя выдавали изображение мутное и двоящееся). Но даже радость от сотворения очередного шедевра мировой литературы (не меньше!) не помогла - Гераклу было реально плохо, да тут еще кто-то стал стучаться с Той стороны параноидального бреда, находящегося внутри перманентных глюков, которые прочно засели в ненормальном сознании…
- Открывай, Геракл, это я - Цербер, пришел спеть тебе колыбельную. Вот спою ее и буду тебя душить. Спят усталые игрушки, мишки спят!.. Ла-ла-ла-ла-ла!
- Не надо!.. - Геракл бился головой о клавиатуру своего нового компьютера, но и это помогало плохо…

Играли в монополию. Играли на геспериды - золотые яблоки. Игру организовал Эврисфей. Подонок большого города прознал про последние заморочки Геракла и решил его потрепать как физически, так и аморально, плюс выкачать из этой "дойной коровы" много бабла. План был прост и потому гениален: хромоножке скидывается информация о гесперидах, и он больше ни о чем не думает - лишь алчет золотые яблочки. Так оно и вышло. Геракл заглотил наживку по самые жабры. Ему показалось, что жизнь его с яблоки будет раем и он сбежит из того бредового ада (решили называть просто "бедовым адом" то, что находилось внутри другого, тоже находящегося непонятно где и внутри чего и т.д.), в который он сам себя загнал. Но путь до яблок был не прост (если вообще был). Сначала Геракл изрядно потратился на то, чтобы узнать где прорастают эти самые геспериды, те оказались прерогативой одной точки, и точку контролировал Атлас. Сведения дались непросто: пришлось озолотить - в прямом смысле этого слова - нимф северо-западного района столицы, те поломались, поломались, но всё-таки дали… гм, дали - слишком многозначный глагол, лучше так: сообщили нужную информацию после безудержных утех. Но мало знать точку, где есть геспериды, надо еще знать и где эта точка. Долго закидывал в людское море писатель свои сети, долго отделять водоросли лжи, от жемчужин правды. Позже упорно пришлось спаивать Нерея - этот безобразник принимал различные обличия, пытался ускользнуть в мир иной и творил прочие непотребства - и лишь загнав его в бочку со спиртом, Геракл добился точных координат Атласа.
Но мало знать координаты, надо еще и пройти путь от сих до сих. А на пути этом стоял Антей. Он не любил всех людей в целом - люто, а в частности писателей, художников и скульпторов - особо люто, они мол, его-красивого слишком мало воспевают, рисуют, ваяют в мраморе и т.д. и т.п.. Поэтому он просто прохожих убивал, а представителей творчества - сначала мучил и только потом убивал. А крышей у Антея была Гея (эта дама контролировала все кладбища). Откупиться и улизнуть, отдаться и улизнуть и просто улизнуть от ходячей беды для творчества по имени Антей у Геракла не вышло. Пришлось бороться. По натуре своей нечестной Геракл тут же применил запрещенный прием: воспользовался оружием недозволенным - ракетой "земля-космос" - и разнесло Антея по всему околоземному пространству, как манную кашу для гостя размазывает по тарелке микронным слоем абсолютный жадина.
После победы над Антеем, Геракл, утомленный путем, решил оттянуться в ночном клубе "Египет", да и отрубился там в комнате для отдыха - наркотики шибко по башке ударили. Тут-то его и повязали люди Бусириса. У бандюги этого были большие проблемы - попадал на бабки страшно: его маковые и конопляные поля не давали урожая уже девять лет. И вот одна дешевая гадалка, которая подверглась насилию, чтобы не искончаться совсем и таким образом не потерять место среди шаромыжников, зарядила Бусирису следующую телегу: принеси, мол, жертву, посвяти ее Зевсу, и всё у тебя будет тип-топ. Бусирис повелся на этот складный треп и решил кого-нибудь отправить в мир иной, благо возможности легко позволяли сие сотворить, к тому же сотворить в глобальных масштабах, ведь заниматься геноцидом гораздо легче, чем тотально удобрять поля и методично выпалывать сорняки. Но с Гераклом Бусирис прокололся - бандюга "догадался" позвать Зевса на церемонию! А тот своего незаконнорожденного сына и узнал. не смотря на то, что изрядно залил за воротник духовышибательной смеси тяжелого алкоголя разных сортов. Тут Зевс разнервничался не на шутку, и стал метать громы и молнии (громы отдельно, молнии отдельно, а потом и вместе, потом вразнобой - в общем феерия еще та была устроена). Ясное дело, Геракла освободили от пут и под нож не подставили, подставили Бусириса и сына его Амфидаманта. Так двумя бандитами на белом свете стало меньше…
Такими путями непрямыми и дорогами кружными плутал Геракл долго и еще полдолго. И чуть не умер, но дополз… дополз до родника, а недалече виднелись колонны… напившись, хромоножка присмотревшись к колоннам повнимательней, и понял - не колонны это, а ноги… ноги Атласа.
- О титанище Атлас, слышал я, что держишь ты у себя в загашнике геспериды. Продай их мне! Я и за ценой не постою, плюс тебя еще и в собственных нетленных трудах упомяну добром словом, - льстиво молвил писатель.
- Колченогий ты заморыш, хочешь задешево цацки хапануть? Мне твои медяки не нужны! Давай лучше в монополию сыграем. Выиграешь ты - получишь геспериды. Выиграю я - ляжешь на стол.
Неудивительно, что Геракл согласился на игру, еще более неудивительно, что ему очень не хотелось проигрывать. Кроме Геракла и Атласа за столом передвигали фишки еще такие личности как: Эврисфей, Афина-Паллада и сами геспериды (этих мелких было не сосчитать - но играли они все за одного игрока).
Фишка Геракла попала на клетку "каторга".
- Держи свод! - Атлас протянул Гераклу толстенную книгу.
- Что это? - спросил писатель, сгибаясь под тяжестью непомерных размеров фолианта.
- Ага, тяжело?! Это, мозгляк, краткий курс юриспруденции.
- И сколько держать? - Геракл уже взмок от пота, кости его трещали под непомерной тяжестью.
- До конца игры!
И понял Геракл, что если он будет держать свод, то неминуемо проиграет, а проиграв не получит яблок, а получит кое-что совсем другое…
- А можно, я под плечи шкурку мягонькую подложу, а то могу и умереть от перенапряжения, зачем вам труп для утех? - соображалка писателя работала даже под прессом юриспруденции.
- Да, труп нам твой совсем не нужен… гм… ладно, доходяга, подержу я немного книженцию, - Атлас перехватил на время ношу Геракла (одной руки-домкрата для этого вполне хватило), а тот не будь дураком - метнул кубик.
И выпало писаке счастье - попал на клетку "выигрыш желания", тут же потребовал он геспериды. Атлас во время жульнического приема хромоножки держал свод и опротестовывать "нечестную" игру писаки было некому. Пришлось Гераклу торжественно вручить геспериды. Но на нем висел старый долг Эврисфею. Писатель еще до путешествия за гесперидами задолжал подонку большого города уж больно неприличную сумму - надо было расплачиваться, и Геракл, скрипя всеми фибрами души, отдал так тяжело доставшиеся ему три золотых яблока в руки Эврисфея. Но даже у подонков бывают минуты просветления, больше похожие на временные помутнения сознания или помрачнения ума (не путать с интеллектом!), и Эврисфей, списав геракловские долги, вернул колченогому яблоки (безвозмездно!). От такого неожиданной милости и у Геракла в башке помутилась, интеллект (не путать с умом!) выпал в осадок и решил монстр современной литературы сделать доброе дело (безвозмездно!!).
- Держи, сестрица моя любимая! - сказал писатель и отдал геспериды Афине-Палладе.
Та была девушка умная, к тому же просвещенная, ее всякие золотые вещицы не особо волновали (акромя шлема - но шлем у нее уже был). И она безвозмездно - пишется без восклицательного знака, ведь Афина была еще и просветленной (не путать с состоянием помраченности!) - презентовала яблоки обратно гесперидам. Эти крошки - отчаявшиеся было от потери - снова обрели покой в пожизненной для них суете сует, неприкосновенность которой вновь охранял Атлас под сводом голубым. Так замкнулся круг, чему несказанно возрадовалась бесконечность (она шибко любит круги и прочую закольцованность).

Вернувшись домой, Геракл прошел профилактическое обследование в родной для него клиники, записал свой 12-й подвиг и стало ему как-то грустно. Подарил он свою жену Мегару своему же другу Иолаю и пешком отправился в Тиринф.
Если бы это видела Алкмена… но Алкмена в это время сбивала с медицинского пути одного симпатичного молодого докторишку… Если бы это видела… но Афина-Паллада красила волосы перекисью водорода и тоже не могла остановить Геракла или направить его в клинику. Если бы это видел… но Зевс занимался делами важными и сынок его был за линией горизонта интересов этого небожителя. Короче, никто не помешал писаке совершить очередную глупость. Даже Эврисфей, который всё же ситуацией воспользовался - стыбрил спортивную тачку Геракла. Подонок из окна стыбринного авто лишь снисходительно махнул рукой на шедшего пешком хромика, сей жест означал примерно следующие: горбатого только могила исправит, а колченого писателя даже она не выправит! Махнул так подонок и втопил по газам, а втопив по газам - был таков.

В голове Геракла уже созревал план нового подвига… гениального без всякого сомнения, ведь там было всё: совращенные девственницы (в количестве 100 штук), поверженные чудовища, разрубленные в мелкую стружку враги… и он бы его записал, и на этом не остановился - строчил бы еще долго отчеты о своих "великих свершениях" - быть может, до самой своей смерти (а колченогие заморыши обычно истово цепляются за этот свет и посему живут долго), если бы не произошло кое-что…

…весь цивилизованный мир (а всем цивилизованным миром была в те времена одна Атлантида - неужели вы не догадались?) погрузился в пучину окияна-моря. И цивилизованного мира не стало. На Земле вне сгинувшей Атлантиды лишь только начинали кое-где развиваться из варваров в варваров с понятиями отдельные племена (их еще и народами то назвать было нельзя) .Одним из таких полудремучих племен были древние греки. Так получилось, что на их побережье выбросило одну из книг Геракла… совершенно случайно (ну мы то знаем!), она оказалась на древнегреческом. Греки восхитились и слогом, и силой повествования, и игрой метафор с гиперболами и аллегориями, заключенными в парафразы, и… короче, книжка стала бестселлером. У самих греков к тому времени мало что своего было написано. А поскольку обложка у книги Геракла не сохранилась, то греки по разумению своему решили, что Геракл - не писатель великий, а великий герой. В силу того, что об его подвигах в основном передавалось из уст в уста и об авторском праве тогда еще не слышали (а тем более не слышали о самом авторе двенадцати подвигов), то Геракл потихоньку-помаленьку пустил корни в греческую историю (ее-то к тому времени было всего две главы, да и то первая - вводная) как герой отечественный (по настоящему своих-то героев мало еще нарожали, вот и поддержали чужим небожителем престиж отечества). Пригодились сказания о Геракле и для географии: много холмов, рек и прочих объектов данной науки было еще никак не названо - а тут всё стало на свои места: здесь Геракл спал между такими-то подвигами, здесь он льва победил, там - гидру и т.д. Проблема белых пятен на карте Греции и ее окрестностей исчезла, и начинающие топографы вздохнули с облегчением. Разные там "маститые" писатели и поэты, а также другие словоблуды стали добавлять к каноническим двенадцати подвигам свою отсебятину (похоже на тавтологию, но не тавтология - авторский стиль - понимать надо!), Геракл в качестве главного героя быстро пролез во множество трагедий, комедий и их помесей. Дошло до того, что даже анекдоты стали про него слагать: Пошел как-то раз Геракл в баню…

<<<на Рассказы

Copyright © 2000-2002
Сергей Семёркин