|
Дом где разбились сердца
Поездка на море хороша сама по себе и как путешествие (стук колес поезда, новые знакомства, пейзажи за окном и др.) и как обретение его (моря). Последнее не нужно расшифровывать всем тем, у кого в крови есть кристаллики соли, и кто, прикладывая раковину к уху, слышит прибой, а не просто гул, что касается остальных, то до них мне как рассказчику нет решительно никакого дела. А уж если едешь с любимым человеком - то последующий рассказ и вовсе превращается в сплошные междометия, и, комментируя друзьям и знакомым фотографии в альбоме, из тебя только и вырывается сумбур, вроде: а как здесь было хорошо м-м-м! а тут как чудно у-у-у! и так далее. Слушать подобное и забавно и слегка завидно, но если вы способны сорадоваться, то ширь улыбки изгонит из сердца зародыш хищной змеюки (а, он отдохнул, а у тебя отпуск еще только через н-цать календарных суток).
Однако есть категории поездок, из которых не возвращаются. И не потому что было хорошо настолько, что захотелось остаться… я говорю о другом. Мы с Нелей ворвались в купе поезда "Солнечный город - Море" и заразили его энергией светлости. Но не величавой, как в словосочетании "ваша светлость", а простонародной, как солнышко, которое греет и асфальт и проросший через него стебель подорожника. Мы пили пиво местного разлива не гнушались воблой и задорно шелушили бока выдубленных рыб, всё вместе образовывало макет предстоящей нам радости: были тут и пена и волны зелени, хлеставшей в окно, и ветер и трубный клич тепловоза, родного брата океанских лайнеров (важна не правильность генеалогического древа локомотива, а чудо, соединяющее огрехи реальности в безупречную сказку). Багаж наш был мал и почти невесом - две сумки да пакет - и не обременял нас. Также не лег на плечи груз прожитых совместно лет - это было наше первое лето. Взаимные чувства - розовые очечки переворачивают мир - везде маячат всполохи счастья - им не затеряться даже среди равнодушной толпы лиц; недомолвки и поцелуи - вихрь кружений под музыку - ливень и мы под ним почти нагие (без зонтика-щита) - всё впервые и вновь. Это больше чем лепота, и уж совсем не выражается академическим словом "позитив", иногда все-таки важно не только единство содержаний, но и гармония форм.
Несемся без остановок к главному. Оно не заставило себя ждать. До горизонта распласталось и топорщило шкуру изумрудное чудище. Чайки срезали углы, дельфины ввинчивались из одной среды в другую, пароходики колесами топтали лужки водорослей. Всё не так? Всё так. Мы улыбались, смеялись, любили и даже под пытками не ответили на вопрос: а что мы делали три первых дня? Но не родились еще те фашисты, которые бы смогли словить нас, пляжных партизан. Тела бронзовели, а сердца становились мягче, разбухали от влажного воздуха и казалось могли вместить бесконечность со всей ересью бытия. И даже незатейливая песенка, вызывающая сморщивание лиц серьезных музыкантов (или высоколобых умников), приходилась к месту. Она часто раздавалась из кафешек, автомобилей, открытых окон домов. И Неля подпевала:
- Стасик, солнце! Я тебя люблю! И замуж я пойду… (тут должно было быть "но замуж не пойду", но автора хита очей очарованье подправляла в нужную сторону и я полностью принимал такую трактовку).
Когда когти и шипы стали рвать плоть истории? Сначала появился мотоциклист, или как они себя сами кличут тепереча - байкер. Это создание тьмы было запакована в черную кожу, железяки (лето, солнце, жарко?!), а на его чернушной и грязнушной майке я увидел свою картину - давние мои пробы в жанре фэнтези, - с нее мне белыми клыками скалился демон. А поскольку создание с обжигающим дыханием узнало меня - своего отца в этой реальности - оно мне по свойски подмигнуло. И я вздрогнул. А Неля чутко прижалась щекой и спросила:
- Что случилось?
- Ничего, просто слоники шубуршатся на спине, - я мазнул поцелуем по ее носу и добрался до губ, а ее пальчики стали сдирать с меня футболку и изгнали очумелых слоников со спинных "пастбищ".
Всегда помните: ничего случайного не бывает и каждый ответит за свой базар. Вы можете не принимать эти утверждения своей логикой, можете не признавать опытом, отталкиваться от них своей верой. Пустое. Если хоть чуть-чуть видите дальше собственного носа, рано или поздно поймете: так оно и есть. Мне бы увидеть знак "опасный поворот", но я наслаждался яркой гаммой предупреждающей растяжки и пропустил само предупреждение. Смотрел на золото и не видел льва.
Чтобы проникнуть в мои перемигивания с рисунком, надо кое что объяснить. Так уж вышло, что я художник. И как уже где-то с год начали прикалывать меня наиболее завидущие коллеги по цеху: "Самойлов вышел в тираж". Более веселые просто хохотали над моими коммерческими успехами. Да, некоторые из моих рисунков вдруг стали востребованы. И если с лошадьми это имело объяснение - надо же что-то дарить нашему местечковому президенту, то для феноменального успеха рекламных фиглей-миглей сторонний критик мог и не подобрать достаточного основания. Рисую кирпич - и его параллепипед соблазняет многих купить партию кирпича, рисую мороженное - и продажи и без того актуального летом продукта полнеют на двадцать процентов. И денежные ручейки, пройдя сквозь технологические каналы иерархии, капают мне в кошель звонкой монетой. У медали была и обратная сторона: сколько я ни засовывал в свое портфолио другие рисунки, их не замечали. Жестко перелистовали добродушных котов, не замечали и не боялись саблезубых белок (с их цветопередачей у меня было не все в ладах - почему-то они мне мнились розовыми, хотя согласно зоологии они должны являться людям и грызть золотые орешки с изумрудными ядрышками одетые в рыжих пушистые наряды), игнорировали воздушные яхты, и не задерживали свой взгляд на отважных звездолетах и прочем "некондишене". Зато выбирали другое: смешные кондиционеры, вкупе с яркими мульками, а к ним в образов ряд присовокупляли еще одну обнаженную прелестницу, чтобы завлечь и мужскую целевую аудиторию. От этого безобразия я и решил скрыться на море, но только с обретением Нели моя лень самоуничтожилась и этим актом суицида дала добро на дальнюю поездку.
Ветер помогал мне ерошить ее выгоревшие волосы, но я не ревновал. Странно, я видел любимую последний день и ничего не чувствовал (кроме любви, конечно). Никакого йок. За львом не увидел золота. В моих глазах не нашлось для него места. Оранжевые лепестки юбки задирают мои белые парусиновые брюки, паруса ее топика рвутся от моей майки и если бы не ладошки, срывающиеся в пику гравитации с талии вверх, Неля бы от меня улетела, а так улетели мы, и напрасно закат пытался подластиться к нам и лизал нас большим шершавым языком, мы лишь отогрели его от холода космоса и приютили. Но он-непоседа сам сбежал в ночь, видимо, обратно в стаю таких же алчущих зари гончих псов.
Ничего с этой войной мы неместные не понимали. Слишком много было локальных правд, от нас далеких. Вроде бы, делили землю. Эта - абхазская, а это - грузинская. Но ведь это только на романтиков действуют заманилки на подобии: "мы за родину", или: "мы за правильную веру", и прочие плоды агитпрома. Копни глубже лозунгов и выясниться: всем нужны деньги, а имеющегося количества не хватает чтобы удовлетворить все желания наиболее горячих голов. У соседей знамо дело и земля плодороднее, и нефть жирнее, и сало солонее, и простокваша слаще. Тебе мнится: только завоевав соседский надел можно обрести гурий и положенное вместе с ними счастье. А что и эти сотки земли надо будет обрабатывать потом - никому дела нет. В крайнем случае это сделают рабы.
Мы не успели добраться до вокзала - колею взорвали и некогда параллельные прямые теперь вели в никуда, аэропорт не принимал ни самолеты ни пассажиров. Надежных колес, на которых можно было отсюда укатить, также не наблюдалось. И мы, скорее по привычке, чем по необходимости вернулись в дом, где снимали комнату. Слишком хлипкое убежище от горцев с замутненными глазами. Вооруженные автоматами пятна цвета хаки выбили дверь и заполнили уютный белый домик. Хозяйка слишком резко что-то сказала главарю и тот разрядил в нее пистолет (а может быть, Роза узнала его и он просто избавился от свидетеля). Я как-то сразу понял: это не регулярные вояки (так наверное говорить не правильно, но уж как язык повернулся), это та шушера, которая всегда первой всплывает в горячих точках.
- Дэвочки налево, малчики направо, - борода в берете, видимо, насмотрелся боевиков и вел себя как архетипичный злодей, впрочем, может быть, он таковым был уже с детства, до тлетворного влияния на неокрепший мозг подростка массированной волны голливудских фильмов категории це.
Я, естественно, не отдал им Нелю, мне естественно заехали прикладом в башку. Спустя некоторый выкл сознания я очнулся от тычков высокого шнурованного ботинка в морду лица. Отплевывая кровищу встал на четвереньки, потом как первая обезьяна выпрямился и стал последним в комнате (по влиянию на будущее) человеком. Но иногда последние становятся первыми…
- Хорошую соску ты нам на утеху привез, да, - и автомат вверх, в знак особого мной восхищения.
Глаза мои не находили сквозь багрянец Нели. Рвусь на крик, пропуская еще один удар и начинаю понимать, что тактику пора менять. Причем менять кардинально. Время художественного гуманизма, округлого кубизма и безалаберного сюрреализма прошло. Тут или хватай любимую в охапку и улетай на цветике-семицветике или мочи козлов всеми подручными средствами. А поскольку в детстве я посещал исключительно художественную школу и кружок авиамоделистов, то даже плохонько боксировать не научился. Некогда было. А рядом пластом лежал сосед по комнате (а теперь и по несчастью) Никита, у него хоть и был какой-то там пояс по карате, только вот не судьба против лома им отмахнуться.
Слизываю с губ кровь - это помогает в заговоре против пятнистых - и произношу древние слова, не имеющие для меня рационального смысла, зато содержащие технологию вызова иррациональной силы. Левое веко начало дергаться - верный признак, что он где-то близко.
- Лучше отпустите ее… - это можно назвать началом конструктивного диалога, но если назвать так, то уж слишком много лукавство в фразу будет закачено: и "борода" и я знали, что слова в данной ситуации штука дешевая.
- А то что, ты нам больно сдэлаешь?
- Не я.
- Кого знаешь?
- Никого, кого бы ты уважал.
- И всё?
- Нет, но если не отпустите девчонок, вас всех убьют.
- Фээсбэ что ли и ваш главный, который всех в сортирах мочит, да? Я пока сру спокойно, - дальше разухабистое гы-гы-гы.
- Один мой знакомый демон с вами разберется. Ты, наверное, в детстве тоже всяких злых духов вызвал. Так вот у меня получилось достучаться до ада. Вызвал демона, мы потом с ним часто в очко играли.
- И ты свое проиграл, - раздался новый залп кривого хохота.
- Да, только играли мы на мастерство. Я умею рисовать, художник значит. И я рисовал ето страшилище. Много картинок родилось, некоторые потом на майках стали штамповать. Но один раз выиграл я. Так что он одно желание мне должен остался. Потому что больше мы не играли - я знал, что он отыграется. И вот теперь я его загадаю, а ты своей тупой башкой подумай, что может хорошо уметь демон. Настоящий демон, который уже практически здесь.
И тут лампочки мигнули. Может, напряжение скакнуло, а может…
Но моей псевдобуки террористы (или мародеры - не суть), конечно, не испугались, и я загадал: "пусть каждый кто в этом доме причинит другому боль получит ее обратно в удесятеренной дозе…" и не успел я договорить до конца, как относительную тишину - шум борьбы за собственную неприкосновенность, а боролась не только Неля, но и еще две девчонки - прорезал крик. О, как голосило нечто не особо являющееся человеком, но тем не менее цепляющееся за тело существо! Того, кто насиловал мою любовь разорвало через жопу нечеловеческое достоинство. И мощный разрыв родил последний вопль, захлебнувшейся собственными легкими. И тогда главарь перестал гоготать, и не разбираясь что к чему выстрелил. Я попытался сгладить последствия, но все равно получил свинцовую плюху в висок. И тут же десять пуль пробили "бороду" и капилляры в его темных глазах полопались, потому что тело его не просто пробили пули, они вертелись, дергались и грызли. Есть штамп расхожий и посему потерявший свою силу: кровавая баня, но слаб он только вне ее пределов, а вот когда сам паришься в такой помывочной эти слова пропаривают до костей. По пальцем перечтем: первый пятнистый ударил в живот Марину и тут же был отброшен ударом в пузо такой звонкости, что струна позвоночника лопнула и ошметки торса впрессовались в стену, образовав гербарий: "бандюга табака". Второй залепил сопротивляющейся Резеде пощечину, он до того вошел в раж, что ничего не слышал вокруг, как глухарь на току, голова его выбила окно вместе с рамой и скоротала не одну дистанцию пенальти, прежде чем раскокалась о ствол кипариса. Третий начал поливать из калаша наугад, попал в четвертого и превратился в дуршлаг - настолько его проняли невесть откуда взявшиеся червячки, которым броник был нипочем. Пятый от волнения пальнул наугад из подствольного гранатомета, совершенно не целясь в тот страх, что начал преследовать мачо-крутые-яйца, с которых наверное дождь стекал и свинячий хвостик им был не брат, и чего он достиг этим выстрелом на удачу? Только-только вспухла ни в чем не повинная собачь будка, вместе с добродушной дворнягой, как тут же ничего не понимающего ублюдка с глазами навыкате разорвало на клочки и он невольно изобрел новый способ объемного окрашивания комнаты в красное.
Откуда я всё это знаю? Так я же уже не жил. Я пульсировал, между бытием и небытием, болью и небылью, этим и тем светом. А рядом темнел он. Дарение смерти не мешало ему разговаривать:
- Ты, кажется, недоговорил желание? Не успел.
- Да. Хотел сказать: а кому он боль причинит…
- Тому бы ничего плохого не было. Некорректно, это уже два желание.
- Но не через союз "и".
- Буквы не важны, важен смысл. И то и то. Так не бывает. Опять же, кого ты просишь избавить от боли? Меня.
Тьмы стало больше, но я уже увидел свет…
Несколько позже мое тело кремировали и прах Неля везет сейчас (забавное слово) домой. На таможне его прошерстили, и в урну пали две слезинки, видимо, они подтвердили, что контрабанду данная тара точно не вмещает. Везет, чтобы развеять над исторической моей родиной. Казань встретила ее дождем и бодрым девичьем голосом, который выдавал из палатки с кассетами и дисками несколько неуместный оптимизм:
- Стасик, солнце!
Слезы бурей море кроют. Сейчас. Но я обязательно проявлюсь и буду солнцем для Нели и осушу грусть ее теперешнюю. Мы художники весьма наивный народец и даже кремация от этого не излечивает.
…ее руки раскрыли и освободили. Ее губы прошептали то же, что и мой дух "я тебя люблю", иногда важнее все-таки содержание, а не форма.
<<<на Рассказы
|