Ах, как хочется вернуться,

Ах, как хочется ворваться в городок!

До городка оставалось вёрст пять, а может быть, и меньше. Никто боевиков остановить не мог. Не было укрепов, минных полей, солдат регулярной армии или ополчения. В литературе несомненно на пути злодеев встали бы юнкера. Молодые, не обстреленные, с учебным оружием в руках. Встали бы юнкера и полегли бы все в неравном бою с опытными, заматеревшими в кровавой бойне, которая шла уже несколько лет, мужиками. А потом — по Вертинскому — закидали их ёлками, замесили их грязью… впрочем, если уж цитировать, то полностью:

Я не знаю, зачем и кому это нужно,

Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,

Только так беспощадно, так зло и ненужно

Опустили их в Вечный Покой!

Осторожные зрители молча кутались в шубы,

И какая-то женщина с искаженным лицом

Целовала покойника в посиневшие губы

И швырнула в священника обручальным кольцом.

Закидали их елками, замесили их грязью

И пошли по домам — под шумок толковать,

Что пора положить бы уж конец безобразью,

Что и так уже скоро, мол, мы начнем голодать.

И никто не додумался просто стать на колени

И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране

Даже светлые подвиги — это только ступени

В бесконечные пропасти — к недоступной Весне!

Но у нас не литература, у нас жизнь во всем её хтоническом ужасе. Не было юнкеров в городке. Да и откуда бы они взялись, если не имелось никакого военного училища. Часы тикали, последние мирные часы для жителей городка. Скоро мужчин убьют, а женщин… даже говорить не хочется, что будет с женщинами… а детей? Да кто на войне обращает внимание на каких-то деток…

Всего один человек вышел на дорогу, он знал, что едут боевики и кто ими командует. Знал наверняка. Он сначала бегал по соседям и кричал, что скоро здесь будет погром и кровь. Но ему не верили… Все, кто хотел уехать, уже давно уехали. А те, кто остались, просто не верили, что будет ещё хуже, чем сейчас.

Тогда человек вышел на дорогу. Дул сильный боковой ветер, поэтому мужчина кутался в пуховик и пытался всё время стоять к ветру боком. Но паршивец ветер постоянно менял направление своих порывов и дул, то сзади, то слева, то справа, а то и вовсе в лицо, хотя дул он со спины. У пуховика когда-то был капюшон, но он был неудобен и его сняли и забыли где-то в шкафу или кладовке. Сейчас бы он пригодился. Ветер резал длинную шею человека, он пытался как-то ее втянуть, как-то закрыть ладонями, но и ладони мерзли, а перчаток он впопыхах найти и надеть не успел. Так и растирал ладонями шею, а потом грел ладони дыханием или отогревал в карманах. Шапку он натягивал на уши и жалел, что это не ушанка, а обычная вязаная. Он не знал, что он скажет, да и успеет ли вообще что-то сказать. Может стрельнут и убьют сразу. Мужчина был высок и широк в плечах, но ему не доставало плотности. Он выглядел не солидно. Худой какой-то, глаза умные, пальцы длинные и костяшки на кулаках не отбитые. Одно слово — интеллигент. Такие долго не живут в огненных конфликтах высокой интенсивности. Мужчина дрожал не только от холода, его колотила дрожь за маму… мама — первое слово, которое говорит человек в жизни, а иногда это и последнее слово, сколько бойцов кричат мама при ранении… мама всегда поможет… но мама заболела и теперь ей требовалось помощь и уход… а если его убьют сейчас, то кто позаботиться о маме? Соседка тётя Насима пообещала помочь и друзья тоже… да ведь всякое и с ними может случится… тут же скоро начнется ад… вот и колотила дрожь человека, он не мог отвечать за будущее, но он мог отвечать за себя и как ему не было страшно, он — такой маленький человек вышел на маленькую дорогу, которая вела в маленький городок… наверно, в кино его бы смог сыграть Олег Даль, или Олег Табаков, или Олег Янковский или Олег Ефремов и это были бы разные, очень разные роли… но у нас не кино… и вот послышался шум бронированных машин… едут!

Когда первый БТР подъехал к перекрёстку, от которого до города было рукой подать, боевики увидели «чучело». По нему полоснули с брони, но «чучелу» повезло — пули пошли в разлет и не зацепили. Мужик не зассал и остался стоять, то есть не упал в грязь, которая никак не могла замерзнуть — настоящая зима не приходила и была грязная и сумрачная осенняя погода в декабре…

Командир первого взвода спрыгнул с брони и подошёл к «чучелу».

- Ты кто будешь, мил человек? - бородач криво усмехнулся и задумался на тем, как будет убивать «чучело» так, чтобы стало немного веселее.

- Я Черепа знаю, - сказал мужик, он дрожал сам, но голос его не дрогнул.

- С козырей зашёл! - боевики загоготали. - А Череп тебя знает?

- Мы с ним в одном классе учились.

- Да ну! - не поверил комвзвода.

- Ну да! - отзеркалил мужик.

Комвзвода связался с Черепом. Тот сказал обождать и пока никого не расстреливать.

К перекрестку подкатила бронированная машина командира боевиков. Высыпала личная охрана. Потом вышел сам. Ни на кого не обращая внимание он подошёл к «чучелу». Лицо Черепа расплылось в улыбке, он раскрыл объятия и очень тепло сказал:

- Серёженька!

- Алёшенька! - ответил мужик и они обнялись.

Комвзвода решил, что с одной стороны мужика не убили и вроде как хорошо, а с другой стороны можно было ножом по горлу полоснуть и сейчас бы не стояли на ветру, а уже приехали в городок. Жизнь сложная штука и её надо упрощать.

- А ты вроде как нас тут встретить решил?

- И водки принес.

- Наливай.

Серёженька достал из кармана пуховика (охрана напряглась) бутылку водки и пластиковые стаканчики. Их было много.

- На троих выпьем, - Череп мигнул начальнику охрану и тот присоединился.

Выпили за встречу, за здоровье, за тех, кто в море. Не закусывали. Хотя мандаринки у Серёженьки были в кармане, но они как-то не монтировались к ситуации.

- Давай о главном, Серёженька, что ты мне хочешь сказать.

- Алёшенька, я хочу попросить, чтобы вы заехали не в наш городок, а в какой-нибудь другой, ну хоть в элитный «Южный» посёлок.

Череп посмотрел на начальника охраны. Тот пожал плечами.

- Понимаешь, Серёженька, бойцы мои уже как-то настроились заехать в город и повеселиться. А до «Южного» ещё пилить больше двадцати километров.

- Тогда, Алёшенька, убей меня по быстрому, чтобы я не видел, что дальше будет…

Череп смотрел на человека, с которым когда-то сидел за одной партой.

- А мама болеет? - после долгой — для Серёженьки очень долгой паузы, спросил он.

- Болеет…

- Сколько лет лежит?

- Скоро три года как…

- А врачи?

- Никаких прогнозов не дают...

- Кланяйся маме от меня и привет передавай, если она вспомнит, конечно, и пожелания крепкого здоровья! Эх, Серёженька, нам бы быть в печали! Ну давай, на посошок.

Выпили. Не закусили. Бутылка полетела в грязь.

- По коням, бойцы, даю новое направление — элитный посёлок Южный! - Череп так зыркнул на своих головорезов, что никто даже слово не сказал, наоборот, все взбодрились и стали обсуждать, что, конечно, в Южном добычи будет больше.

- Ну прощай, Серёженька!

- До свиданья, Алёшенька!

- Думаешь, ещё свидимся?

- Бог его знает…

Череп залез в свою машину. А колонна уже газовала и набирала ход.

Серёженька остался в грязи… дрожащей рукой он достал жёлтую мандаринку, посмотрел на неё и снова положил в карман. Горло сдавила так, что даже долька малая туда бы не пролезла. Пошатываясь и поскальзываясь, он пошёл в город. Маме он передал привет Алёшеньки, пояснил, что от школьного товарища. Мама обрадовалась. Она и кошке рыжей обрадовалась, когда та запрыгнула на грудь мамы и стала урчать. Серёженька включил маме телевизор и вышел на кухню. Он достал из холодильника ещё водки и налил. Пришла соседка Насима спросить — как прошло. Серёженька сказал только, что боевики поехали в «Южный». Соседка заохала, потому что у неё подруга работала в «Южном», она стала звонить… Серёженька пил водку, но она не брала…

Боевики учинили в «Южном» полный разгром. Там не было состоятельных людей — все давно уехали за границу. Там осталась охрана — которая ничего не смогла сделать с БТР и БМП и кучей вооруженных до зубов злодеев, а так же простые работяги, которые присматривали за богатыми домами. Их отстреливали, а женщин… вы же понимаете, да… Но кому какое дело, что бывает на войне? Она всё спишет… Только вот Серёженьке дело было… он в эту ночь не спал и плакал, да даже не плакал, рыдал… его трясло… ему было плохо, потому что людей — пусть и не в родном городе, а рядом, пусть и не знакомых ему лично — убивали и насиловали… и никакой колокол не звонил.

Когда конфликт поутих немного Серёженьку потащили в суд. За связь с бандформированиями в целом и Черепом в частности. Долго мурижили законники, но все жители, кто в городке остался за Серёжу вступились, эта история чуть ли не до императора дошла, и как-то спустили всё на тормозах… условным сроком ограничились… так он дома и сидит с больной мамой и двумя кошками… и часто плачет по ночам...

<<<на Рассказы