Четыре патрона

Чистый горный воздух, белые вершины в дали, их лижут кроны вечнозеленых корабельных сосен, но лесу далеко до гор, как хребтам и пикам далеко до небес, а небу далеко до солнца. Я сидел на коврике и пытался медитировать, не знаю что это такое, тренер по йоге говорит так: "Когда забудешь о том, что тебе надо медитировать, то сможешь остановить внутренний диалог". Не знаю, я в отличие от него ни в чем не уверен и больше всего не уверен в себе. Люблю я поболтать с толковыми собеседниками, а когда их нет, то мелю языком сам с собой. Болтун - находка для шпиона. Так сейчас часто говорят. В магазине Молли даже открытки соответствующие появились. Пропаганда потеснила даже пейзажи с видами Голубых гор, некоторые были сделаны с моих фотографий. Но я не фотограф, во всяком случае у меня только одна постоянно действующая выставка - в баре Трака, этот силач и сам иногда берет в руки фотоаппарат, крутит его в своих лапищах, делает пару кадров, а потом возвращает мне с сакраментальной фразой: "каждому свое". И наливает рюмашку до краев.
Глубокий вдох прохладной свежести. Лепота! Это вам не смог городов-миллионников. Да, нынче все борются за экологию, но больше получается бороться с экологией. А уж потом грязь выдают за атмосферу и фирмы продающие фильтры делают двойную выручку. Хорошо, что у нас дома нет телевизора и мы не получаем газет. Ибо в них тоже много грязи, особенно в последнее время. Я тоже иногда пишу, хотя и не журналист. Мои зарисовки были опубликованы в специализированных журналах для рыболовов, пару рассказиков тиснули юмористические газеты, и кое-что ушло на просторы всемирной сети. Несколько раз, когда группы альпинистов или экстремалов попадали под лавины у меня брали и фото и репортажи. Хотя я никогда не стремился срубить гонорары на трагедиях. Просто я был ближе к событиям и раньше мастеров делал снимки (и на их качество, кстати, никто не жаловался).
Я люблю горы больше чем море, чем памятники старины, чем модные курорты и карнавалы. Поэтому я здесь. Возможно я напишу книгу и это будет роман про здешние места, то есть я попытаюсь рассказать о любви вот к этой картине - я обвел взглядом зелено-бело-голубую симфонию, выдохнул и улыбнулся. Хорошо здесь - у подножия Голубых гор. Кстати, я не писатель. Я вообще много чего не. Не состою в партии, не являюсь членом разнообразных союзов и обществ, моя фамилия не упоминается в сборнике "кто есть кто". Я не пробился в жизни, за что меня критикуют родители. Они думали, что я прославлю Вышеков, к этому были предпосылки, но ни их надежды, ни мои амбиции (ежели они и были по молодости) не реализовались. Правда, я иногда угадываю… вот например, сейчас я подумал: "снег пойдет" и с неба стали падать изящные барышни - снежинки.
У меня только две большие удачи: Лида и Сашенька. Любимая супруга и любимая дочурка. Первая говорит, что я хороший отец, а вторая пока отчетлива произносит только "ма" и "оу" и еще "ё" (самое загадочное для меня из ее лексикона), и вот по этому "оу" я могу понять - Сашенька тоже уверена, что я самый лучший папка на свете. Она цепко хватает мой большой палец и никому на свете не даст в обиду обладателя этого рычага, с помощью которого Александра перевернет мир. А это несомненно рано или поздно произойдет, достаточно заглянуть в эти большие зеленые - мамины! - глазища, а задор в них папин. Я еще не рассказывал как я хожу на медведя с трехлинейкой! Это же песня или даже поэма в стиле "Одиссеи", в общем, эпос. Сколько грохота я произвожу в горах - ого-го! Сто лавин сходит от могучего рокота трехлинейки. И ни одно животное на охоте до сих пор не убито, что характерно. Просто у нас не водятся медведи, а меньшие трофеи мне ни к чему…
Шум, однозначно, посторонний шум помешал мне достичь нирваны. А я был так близок. Я не думал ни о деньгах, ни о славе мирской, не думал о пенсии, до которой мне еще порядочно коптить небеса, не думал о медведях, о мёде, особенно не думал о колбасе - я недавно перестал есть мясо и хотя не являюсь вегетарианцем, как Лида, я кушаю яйца и рыбу, но самая вкусная рыба это ведь колбаса… вот и о колбасе не думал, совсем, даже о конской, твердой, тонкопорезанной…
Откуда взялось в нашем чудном и тихом месте это постороннее тарахтение? Вот эта мысль и не дала мне покинуть колесо сансары. Под наблюдением снежинок я поднялся с коврика для медитаций, отряхнул его, побежал по дорожке сада, повесил коврик на перила веранды, уже в одиночестве - без хоровода белых ажурных чаровниц, - я загрохотал по сосновому полу веранды и таким Макаром обогнул дом. Мои любопытные глаза стали шарить по деревне, выискивая… да, инородное тело вторглось в обитель под названием "спокойное царство". Черная клякса броневичка с пулеметом на крыше несла впереди себя тревогу и децибелы раздражения. Тупоносая морда самодовольно цыкала на улицу: я тут главная. Не иначе зондер-команда явилась за нелюдями. Я слышал о таком, но не верил в то, что волна этого безумия когда-нибудь докатиться до Голубых гор. Наивный юноша, если ты не касаешься политики, то это не значит, что политика не возьмет тебя в свои потные лапища.
Каратели стали прочесывать деревню. Заглянули к Молли, она их послала, у Трака они узнали еще меньше, горцы - крепкий народ. Большинство из местных было на работе, то есть в горах. Оставался я. Пришелец с равнины, еще не ставший крутым катящемся с круч камешком. Я дернул в родимую обитель, предупредил Лиду, они с Сашенькой укрылись в спальне. К непрошенным гостям - когда раздалось повелительный стук в дверь, - вышел я, предусмотрительно сменив спортивный костюм, в котором и "медитировал" на джинсы и свитер. Так я выглядел "грознее", по крайней мере в собственных глазах. Лейтенант с противной рожей куницы сразу раскусил меня - слабак, интеллигентишка, дрогнет. Он вальяжно махнул своим башибузукам и они стали топтать наш мирный быт своими высокими ботинками. Все в черном… когда-нибудь зондер-команды выберут для себя что-нибудь креативное в цветовой гамме, или у них корпоративный стандарт черноты на веки вечные?
- Иннокентий Вышек? - лейтенант вставил мое удостоверение личности в коммуникатор и на его экранчике теперь читал мое досье.
- Так точно.
- Не служили в армии… не состоите в "ЕО"… (партия "Единое Отечество" - несколько лет назад победила на выборах и теперь у нас только одна партия…) - мою подноготную просветили от и до.
- Командир, у них тут базука… - рядовой с лицом, сияющим как натертый медный грош, притараканил в прихожую единственное, не считая кухонных ножей, оружие в нашем доме - раритетное ружье, оно было старым, когда родители всех присутствующих на этой театральной арене еще под стол пешком ходили.
- И зачем вам это оружие массового устрашения? - усмехнулась куница.
- Я охочусь на медведей, - в принципе это правда.
- Полегче, кретин! - это Лида подала голос, ее бесцеремонно втолкнули в прихожую, она "случайно" наступила каблуком на ногу солдата, слишком далеко зашедшего. Видимо, одела сапоги загодя. Правда, солдатик даже не поморщился: у них на ботинках стальные носы.
- Какая симпатичная малютка, надеюсь, она не имеет отношения к нелюдям, как и ее прекрасная молодая мама? - куница оскаблилась.
- Они чистокровные.
- В отличии от вас. Странное это имя Иннокентий… - но это был сакраментальный вопрос. - Нелюди в деревне есть?
- Не знаю.
- Знаешь, Кеша, знаешь. И ты мне скажешь, где их прячут. А то твоя малютка окажется на свежем воздухе без распашонки и комбинезончика…
Конечно Лида взвилась. Только ведь им на это наплевать, да и хозяином и защитником родного очага должен быть я…
Иногда можно длинную цепочку рассуждений уместить в короткий миг: конечно, Лида не даст в обиду Сашеньку, она порвет и десять легионов таких архаравцев, как эти чернорубашечники. Конечно, им придется убить или покалечить меня до полной недвижимости, до того, как в мировую войну вступит Лида. А что будет дальше? А дальше они пойдут в дом Саксов, а там семеро по лавкам и одна Инга из взрослых в доме. И вот там произойдет самое страшное. И этого необходимо было избежать…
- В доме Хоксов есть один нелюдь…
- Всего один?
- Если нароете больше в нашей деревне, можете предъявить мне прокламацию, - я вздернул подбородок, чтобы мое презрение дошло до самых толстокожих.
- Очень хорошо! Нам для палки в рапорте вполне хватит и одного. Спасибо за сотрудничество, мы отметим вашу активную гражданскую позицию, гражданин Вышек.
Они удалились. Сашенька плакала. Лида была красной от ярости. Я проверил винтовку - порядок, и пошел за патронами. Кажется, их было четыре. Сначала я нашел в ящике стола только три, но потом обнаружил и еще один цилиндрик с зародышем смерти внутри. Слишком много я стреляю по баночкам, вечный транжира… а патроны к трехлинейке надо было заказывать чуть ли не на другом конце мира через интернет. Далее обыск ящика ничего не выявил - только четыре патрона. Я зарядил их в ружье. Раз, два, три, четыре - кто не спрятался, я не виноват. Из того, что висело на вешалке, я выбрал белую куртку с капюшоном (ее болоний не оскорбляло ни одной попугайской полоски), теперь на фоне снега меня будет тяжело заметить.
- И куда ты собрался? - Лиде удалось успокоить Сашеньку, но сама она еще метала громы и молнии (по большей части они заземлялись на мне).
Но мне надо было задать ей вопрос более важный для нас обоих.
- Когда ты выходила за меня замуж, ты выходила за труса?
- Нет.
Сердце согрелась лучше, чем от глинтвейна.
- Я пойду и постреляю медведей.
- Ты не попадешь, и тебя убьют, - ее пальцы заломились, а губы не дрогнули.
- Нет, не в этот раз.
Она мне поверила. Я мог фантазировать, мог бахвалится, мог задаваться, мог просто врать. Но когда говорил вот так просто, она знала - я чувствую. Порой я вот так же изрекал: "эти не вернутся с Голубых гор" и действительно с группой туристов случалось ЧП. А теперь я был уверен в своем арсенале. Его хватит. Мои близорукие глаза не промахнуться. Я поправил очки и получил поцелуй на прощанье и бесконечно долгие объятия. Как в последний раз. Но мы еще увидимся.
Пока каратели забирали нелюдя. Пока тарахтели на своем броневечке по серпантину. Я бежал по короткой тропе. Бежал размеренно, вдох - три шага - выдох - четыре шага - вдох… А вот здесь я и подожду их. Пологий подъем, после спуска и резкого поворота. Куча камней, припорошенных снегом. Немножко поиграл в тетрис, чтобы устроить огневую точку поудобнее. По звуку я примерно представлял где они, хотя в горах мало что можно говорить наверняка. А вот очкарик с ружьем будет для них сюрпризом - это уж точно. Так оно и вышло. Сто, а может быть все сто двадцать метров нас разделяло (из меня не очень хороший землемер). Спринтер пробежал бы эту дистанцию секунд за десять, по снегу - за пятнадцать, но быстрее ли мы встретимся, если я сижу и в оптику гляжу, а на меня едут в броневечке? Не такая уж и легкая задачка, не из школьного учебника…
Низко застрекотал пулемет. Мимо, - они тряслись по грунтовке, а я сидел на камушках. Слишком торопятся - крупные свинцовые шмели уходили в белый свет, как в копеечку. Выдох, совмещение тела пулеметчика и мушки, плавное нажатие на курок. Смерть любит тех, кто с любовью нажимает на курок - наш инструктор по стрельбе был поэтом, но, кажется, его стихов так и не напечатали и он спился. Первый патрон. Пулемет вздернулся в небо. Из люка показался вторая мишень. Боец всё сделал правильно - стащил в кабину мертвого товарища, занял место за гашеткой. Но зачем же так спешить порешить меня? Его пули били не на много ближе ко мне. Выдох. Второй патрон. Я передернул затвор. Теперь у них некому стрелять из пулемета. Но есть бравый лейтенант с автоматом. Он высунулся из окна и стал короткими очередями снимать меня с каменной груды. Снег стал взрываться близко от моей "цитадели". Я не пригибался и не менял положения, не перекатывался и не боялся получить пулю в лоб. Я выдохнул, вот она - грудь куницы, как на ладони. Третий патрон. Автомат летит на дорогу, куница свешивается из окна, ее клыки и когти более не опасны. Остается сам броневичок и водила. Куда бы залепить последнюю пулю? В движок, так там радиатор - да и всякие железяки спереди понавешены. Колес не видно… почти. Четвертый патрон. Черная клякса рыскнула вправо и ударилась о скалу. Финиш, предъявляйте-ка билетика, согласно занятым местам. Я подождал, пока водила посмотрит на меня и деловито передернул затвор.
Он высунулся из кабины и даже нацелил на меня свою пукалку, пистолет изрядно трясся, а я держал его на мушке, и мои руки не дрожали, и он видел как я стреляю из допотопной "базуки".
- Бросай пушку и беги.
- А ты не выстрелишь мне в спину? - перекошенное лицо сомневалось во мне.
Нет, гвоздей сделать из этих людей не получится, а они ведь хотят завоевать мир.
- Я не буду стрелять, даю слово.
Он поверил. Да и трудно было не поверить, ведь я говорил чистейшую правду. Тут уж не до рефлексии. Он понуро прочапал мимо меня, потом, опасливо косясь на меня и на "базуку", затрусил по дороге, завернул за поворот и на этом наши отношения исчерпали себя. Я подобрал пистолет, потом я подобрал автомат лейтенанта, пулемет мне нравился, но я же не супергерой с бездонными карманами… пулемет пусть останется на месте преступления. А вот "нелюдя" надо выпустить. Я открыл заднюю дверку броневичка. На меня смотрели испуганные глаза подростка лет шестнадцати, у него шла кровь из ссадины на лбу. Я дал ему платок, потом нашел аптечку, но в ней йод если и был, то весь вышел, а от бинтов или ваты остались лишь воспоминания. Зато были бутерброды с колбасой. Я посмотрел на юношу, тот покачал головой. Я закрыл аптечку.

Потом была сходка в деревне. Меня определили в партизаны. Я не возражал. Очень быстро жизнь поменялась. Дома не стало, точнее домом стали горы. О йоге я забыл, зато вспомнил что такое тушенка с перловой кашей без хлеба (не всегда количество лепешек равнялось количеству обедов и завтраков). Зато родниковой воды было всегда вдоволь! Только хреновый из меня получился партизан. Не выдержал я одного затяжного ночного марша. Отстал, заблудился и меня взяли. Били недолго, точнее я помню мало, быстро расстался с сознанием. Когда пришел в себя, понял, что не всегда быть живым хорошо. По тому количеству крови, что из меня вышла… в общем, не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы вычислить простое: меня уже никуда не повезут. Да и допрос был всего один, на нем спрашивающий сказал больше, чем отвечающий. Что я мог произнести значимого для разъяснения оперативной обстановки, кроме того, что именно я расстрелял карателей в броневичке? А для приговора и этого достаточно…
- Через десять минут тебя расстреляют, - капитан сказал это без издевки. Буднично, просто поделился фактом из моей жизни. - Куришь?
- Нет.
Мне почему-то захотелось что-то сказать. У меня было целых десять минут. Передавать привет Лиде… так ведь она уже далеко. За морем. У родни. Выкрикивать лозунги - я не знаю ни одного. И тогда я рассказал сквозь выбитые зубы своими распухшими губами свою последнюю историю. Про птичку.
- Капитан, а знаешь, ко мне тут птичка прилетала. Маленькая такая пичужка, протиснулась сквозь решетку и спела мне утром добрую песню. Меня скоро не будет, да и птичку ты можешь убить, но вот эту песню уже никак не задушишь, не убьешь.
И это была правда, потому что птичку я придумал. Глупо. Но ведь и лежать молча на бетонном полу в последние минуты жизни тоже глупо. Зато не глупо ударятся головой о ступеньки. Почему-то меня тянули за ноги. Наверное, чтобы не испачкаться о мои красные лохмотья (особенно в районе носа и в целом вокруг головы было особенно кроваво). А сам я идти не мог, наверное у меня был перебит позвоночник. Во всяком случае нижняя часть тела не болела, в отличие от верхней части и особенно головы с носом. Меня привязали к столбу, от черного мешка на голову я отказался. Приговор я слышал плохо, солдат в строю почти не видел, вздохнул чуть-чуть, ребра болели… а выдохнуть уже не пришлось - да и что в этом воздухе для меня? Зато я увидел Голубые горы... Я взлетел высоко-высоко. И увидел свет. Яркий. Но я вернулся, вернулся на землю, чтобы посмотреть последний разок на…
Лида и Сашенька - я их быстро нашел за морем, в безопасности. Темные круги под глазами мамы, кулачок Сашеньки, а в нем свистулька - это последний мой дар, последнее, что я сделал с любовью. Одну гильзу я подобрал тогда у моей "цитадели". Смешно, патрон - такое грозное слово, в пуле - есть весомость, а гильза - вполне мирное создание, из гильзы запростяк можно сделать свистульку. И пусть это не драгоценный медальон, но может, он станет медальоном дорогим, памятным? От отца, который не умел свистеть, но умел стрелять и был даже чемпионом колледжа по биатлону.

<<<на Рассказы

Copyright © 2000-2007
Сергей Семёркин