Пока королева спит

Боцман

Капитан долго наблюдал за сокамерником - Боцман смотрел в одну точку на стене, на ней, конечно, была нарисована голая баба и нацарапаны разные матерные слова, но всё-таки это не достаточная причина для такой сосредоточенности.

- Ты чего делаешь? – спросил сокамерника Ворд.

- Аппетит наглядываю.

- Чего?

- Ну, нагулять я его не могу, нас никуда не выпускают, вот я его и наглядываю. Смотри – вот тут грибочки, тут капусточка, тут огурчики с помидорчиками и лучком, тут свининка жареная с соусами, а тут баранинка, свеженькая такая баранинка, только что освежёванная с молодого барашка и на шашлычке с лучком…

- Да я тебя задушу! – заревел капитан

- Если ты его не задушишь, я его зарежу! – раздался вой из соседних камер.

Могли бы и зарезать. Но пришёл Спартак и всех освободил. Народным героям слава! А чтобы не отставать от процесса, мы активно стали вооружаться и мочить козлов. Ну, тех, кто против нас. Потому что те, кто против тех, кто против нас, не справляются с ними без нас. Откуда эта строчка? Песня что ли... может, мне надо было не в боцманы, а в композиторы пойти. Они, говорят, могут орудовать нотами и одной рукой смычком махать по несложному алгоритму: крепче локоть, мягче кисть.

Чума готовился к отлету, он кружился, как ползунок вокруг гнезда, в долгополых своих одеждах около сооружения, больше всего похожего на летающий корабль. Как оказалось, этот объект являл собой действительно летающий корабль и назывался он самолётом "Чума-1". Наши языки и ножи вкупе с пистолетами (только Ворд по прежнему называл огнестрельное оружие по-свойски - запускателями быстрых мух) недвусмысленно направили Чуму к мысли взять нас с собой. В итоге в самолёт влезли: Чума (без него никак), Ворд с Чегеваровой, я и коротко стриженная Эльза, два наших ползунка (одна чёрная, другой белый, а быть может - наоборот). Остальных желающих покататься по воздуху пришлось отстрелить. Причем, взлетели мы вовремя: не прошло и часа - мы даже не долетели до побережья Амбиции, - как материк задрожал, и стал погружаться в пучину океана, унося с тобой ЦСКА и Спарту, господ и рабов, копирайты на телах рабов и крепко засевшие в разные головы обычаи.

- Мои приборы предсказали землетрясение, вызванное пробуждением супервулкана Йоло-Крепкий-Пук, но я не думал, что процесс будет настолько глобальным, - сказал Чума, после того как мы отлипли от иллюминаторов. А пялились мы в них долго – не каждый день удается понаблюдать за гибелью целого континента!

Впрочем, если быть точным, то мы не проявили особого сопереживания катастрофе мирового масштаба (Забегая вперёд надо сказать – не целого… это нам так казалось, ушла под воду лишь одна область, правда, не маленькая). Нет, конечно, можно всплакнуть на публику. Но зачем? Неискренне получится. Эльза более эмоционально реагировала бы на убежавшеё молоко, Ворд - на течь в трюме своего корабля, профессор Чума вообще не проявил интереса к затоплению материка - его же приборы это предсказали с точностью до дня, Чегеварову больше волновало отсутствие у неё внуков, меня же больше зацепляли ползунки. Что это, душевная черствость? Как сказать. Да, мы понимали, что много людей погибло, но мы не могли ничего поделать и изменить ситуацию – это, во-первых, а во-вторых, если уж начистоту – то это массово погибли незнакомые нам люди. Мы их никогда не знали, и уже никогда не узнаем. Их для нас не было, и сейчас нет. Катастрофы трагичны, но нам сейчас важно не вписаться в нашу локальную катастрофу – в сложном организме «Чума-1» что-нибудь гикнется и мы гикнемся в море. И погибнем без вариантов. Так что наши мысли и переживания лежали в другой плоскости или на другом эшелоне (так авиаторы называют высоту полёта).

- Карма у местных обитателей была плохая! - заявил Ворд.

- Не говори про то, о чем не имеёшь понятия, - сказала тёща. - Если хочешь поумничать, лучше набери в рот медовухи и глотай.

- Наливай!

Тёща налила капитану и себе, оценила количество медовухи и, вздохнув, наполнила ещё два стакана, потому что профессор за штурвалом пить отказывался категорически, да мы и не настаивали. Не успел я как следует прочувствовать путь медовухи в моём теле, как услышал шорох в саквояже с ползунками, я открыл его и чёрно-белый клубок вылетел на волю. Ползунки сначала бессмысленно кружили под полукруглым сводом кабины самолета, потом освоились и подлетели к одному из иллюминаторов. И тут их понесло: они стали биться о стекло и верещать. Мне было тошно, но я нажал на ручку и стекло уехало в сторону, в кабину ворвался ветер, а из кабины вылетели два моих старых знакомых ползунка. Один белый, другой чёрный… Вот тут я всплакнул. Нонсенс. Континент с людьми затонул – не плакал, а тут разревелся из-за двух… насекомые они, летающие ящеры или кто вообще?

Я так и не понял, почему они вернулись. Эльза предположила, что они летали на свидание со своей королевой. Может быть, не у всех же королевы спят. А когда ползунки вернулись, оживился Чума:

- Чумаво, существа легче воздуха! Дайте мне их! - глаза его лихорадочно заблестели.

- Зачем? - спросил я.

- Я открою секрет свободного полета…

- Они не любят, когда их беспокоят.

- Я не буду их беспокоить, только разрежу и посмотрю, что у них внутри!

Чтобы прекратить его домогания, я приставил под нос профессора ствол ружья, передёрнул затвор и отрубил его притязания:

- Только через твой труп!

- Отсталые люди! - обозвал он нас всех, но довольно вежливо, все-таки профессор - интеллигенция.

Во время полёта среди облаков моя супружница со своей матушкой делились друг с другом классификациями мужчин. У Эльзы всё сводилось к четырем группам: сволочи, не сволочи, принцы и гады. У тёщи имелись ещё шлимазалы, мазурики и настоящие мужики (вымирающий вид). Пока Чума бурчал под свой длинный нос разные непонятки типа: квантовая теория согласуется в вопросе четности флуктуаций изометрического состояния некоторых ядер нескучной валентности, находящихся в надмагнитоном поле… Пока ползунки шуршали своими крылышками под потолком кабины. Короче: пока все вышеперечисленные существа, делали всё вышеперечисленное, мы с капитаном пытались с помощью дедукции объяснить принцип действия ружей. Сначала капитан упомянул об обычае устраивать во время великих пьянок конкурс на самый мощный пук, потом я добавил рассуждение о полете плевка, далее мы добавили к этому детские трубки и горох и, в конце концов, мы расколошматили этот орешек знаний. Можно было бы, конечно, просто спросить у Чумы - но мы не ищем легких путей.

- И все-таки ты, Ворд, ретроград! – я похлопал по плечу "ретрограда".

- Это ещё почему?

- А зачем называть огнестрельное оружие штуками для запускания быстрых мух?

- А чем моё название хуже общепринятого?

- Ну, так ведь… - тут я задумался.

- То, что другим пользуется большинство, не есть решающий фактор для отказа от быстрых мух, ведь согласись быстрые мухи - очень образно.

- Может быть, ты тоже художник?

- Я докси, Боцман, просто докси.

А ещё я пристал к тещё (не подумайте чего плохого - намерения были самые благородные) с вопросом: почему коловороты так свободных строителей невзлюбили, есть ли у этого явления исторические корни и вообще?

- Знаешь, Боцман, я умных книжек не читала, но от себя могу сказать так: эсэсовцы когда достигают в своем мастерстве определенной стадии уходят из артели и строят мост. То есть это у них как испытание - сумел или не сумел, ну один-то, ясное дело, какой уж мост может построить – так мостик, через ручей если только. Но когда таких желающих собирается до сотни, а то и больше, тогда это уже серьёзная сила и она способно на многое - вот и появляются мосты там, где они были необходимы, но деньги на их строительство всё никак не находились. Это называется на их профессиональном жаргоне: наводить мосты. А коловоротом это зело не любо - ведь чем больше мостов через реки, овраги и прочие неприятные для сообщения детали географического рельефа, тем легче сообщения между странами или отдельными людьми, а значит что? Значит, разные люди становятся ближе друг к другу, им тяжелее запудрить мозги теориями о расовом превосходстве. То есть их идеология со свастикой накрывается медным тазом. А оно им надо? Поэтому и мочат они свободных строителей сразу, как только где обнаружат. Вот и моего законного… - она прослезилось (ей богу не вру!). - Нет, не убили, но бока помяли здорово, а он, сердечный, болезненный был, много ли ему надо тумаков-то? Эх, слег он и больше уже не вставал. Но свой мост он построил, до сих пор стоит, и век ещё будет стоять - я тебе его когда-нибудь покажу!

- Хорошо! – сказал я и стал представлять мост, который никогда не видел, но, вероятно, когда-нибудь увижу.

Я читал занятный трактат про любовь, прихваченный мной из одной библиотеки в Амбиции. В первом отрывке говорилось, что настоящая любовь - это любовь мужчины к мужчине, а совсем не мужчины к женщине, и только такая "любовь" осенена манной небесной. Во втором описывалось, что конкретно должен делать муж с мальчиком, чтобы все было чики-пуки, и как себя должен вести "правильный" мальчонка со своим мужем, чтобы все не было пуки-чики. В третьем мусолилась тема фаланг, мол, самыми лучшими фалангами будут те, что составят влюбленные пары…

- … - сказал я всё, что думал по этому поводу.

- Ты это о чем? – спросил меня Ворд, заинтересовавшийся густоте мата.

- О любви мужчины к мужчине.

- Амбицианцы покоя не дают? – съехидничал капитан.

- Понаписали, понимаешь, всякой… - я хотел было изорвать трактат, но истинный доксин вновь спас от меня книгу.

- Но, но! Горячая голова, мы же вроде уже обсуждали тему не уничтожения информации только по критерию её неудобоваримости для некоторых молодых рассудков.

- Так ты за такую любовь?! – я аж от возмущения забыл, где находится моя любовь.

- А ты прямо святее всех святых?

- Ну, лесбиянки ещё ничего… но эти… - я не понимал, как Ворд может защищать заднепроходников.

- Пусть взрослые люди по обоюдному согласию занимаются сексом так, как им нравится! И нечего книжки рвать! Остынь, а она у меня в сумке полежит. Когда научишься читать между строк и не забивать голову внешним, я тебе дам её почитать снова, наверняка, найдешь там с десяток умных мыслей и не касающихся педофилии и прочих извращений.

- А, по-моему, как раз эти извращения и привели Амбицию к такому концу.

- Это лишь версия. Все зависит от той модели, в которой ты рассматриваешь окружающий мир. Если ты предполагаешь наличие кармических сил, уравновешивающих добро и зло, то, возможно, Амбиция утонула благодаря нелицеприятному поведения её обитателей, которые в следующих жизнях будут морскими кольчатыми червями или всякими кишечно-полостными паразитами. Если же ты сторонник материализма, то тебе ближе будет такая версия: обитатели - отдельно, землетрясение - отдельно и эти события друг с другом не коррелируют, для не окончивших школу объясняю попроще: не связанны между собой. Если же ты веришь в единого Бога - то можешь рассматривать погружение континента в пучину морскую как очередной потоп, правда, не всемирный, а локальный, или как следствие слишком сильного божественного чиха.

- А что Боги чихают?

- Насморк неизлечим, Боцман, особенно, если сопли скопились в извилинах. Прочисть мозги, открой кингстоны, провентилируй трюмы. Кроме этого, не цепляйся ты так за предрассудки и суеверия, за слова, понятия и образы, вообще не за что не цепляйся, плыви в свой омут свободным Боцманом. Белуга тебе в помощь!

Иногда не поймешь, когда Ворд прикалывается, а когда точно прикалывается.

- Ворд, - одна мыслишка засвербила у меня около левого виска и требовала немедленного и глубокого почесывания.

- Что?

- Ты знаешь кто такие буквоеды?

- Точно не знаю, а врать не хочу, хотя на самом деле мне просто лень освещать вопрос, который в свое время и совсем другой человек тебе разъяснит тебе гораздо лучше простого и необразованного доксина. Но не забудь у него ещё спросить и про богоборцев. А мне вопросов больше не задавай – я сон вещий видел и ты меня уже в нем своими бесконечными расспросами достал. Сначала ему непонятно то, потом сё вызывает трудности для восприятия. Определись, наконец, с границами своего непонимания и не вылазь за них слишком далеко, чтобы чему-нибудь плохому не научиться, а то ещё чего доброго станешь буквоедом или богоборцем…

Тут Ворд заснул своим крепким капитанским сном, а я так ничего и не понял. Пришлось мыслишку прихлопнуть другой, более сильной – а нет ли здесь такого местечка, где можно было бы…

- Я уже интересовалась, такого места – нет, - оборвала меня Эльза, чем подтвердила свою заботу о муже и умение читать мои мысли. Обычно она угадывает мои желания двух видов: пожрать и это самое.

Пришлось просто поцеловать светляк и он погас. Такие поцелуи называются поцелуями тьмы. Светляки от них гаснут и чтобы в дальнейшем вырвать из их стеклянных душ свет нужно будет потереть каждый шарик о что-нибудь волосатое, например, о рукав шерстяного платья или шубу, можно и о прическу (если ты не лыс), а на худой конец подойдёт и собственное предплечье, если, конечно, на нем есть хотя бы парочка волосков. Эльза в свою очередь затушила свой светляк и наш уголок "Чумы-1" стал темноват и этим пригож для сна, который всё же не пришёл, пришла лишь дрема.

Королева

Магистр взялся за перо давно, но довёл свой труд до логического конца только сегодня. Он закрыл папку с рукописью, завязал алые тесемки узлом и любовно погладил ладонью шершавую обложку, на которой каллиграфическим подчерком было выведено: "Трактат о народе вообще и о народах населяющих Третий великий магистрат в частности". Я заглянула в книгу (благо для меня, что книга закрытая, что открытая - всё едино, ведь в сновидении они одинаково доступны) и узнала что:

"Народы делятся на два класса: испорченные и неиспорченные. С каждым классом надо поступать правителю особо, испорченные держать в великой строгости, а не испорченные - просто в строгости, чтобы не допустить морального разложения. Хотя испорченные народы лучше всего переселить за пределы государства, а если это невозможно - то на самые окраины или в самые суровые земли, какие только есть в государстве - там им и место. Но, отдаляя больной кусок плоти от себя, ты утрачиваешь и возможность наблюдать за ним, ведь как не хорош какой-нибудь твой доверенный человек, на месте наблюдающий за переселенным народом, все равно у него есть свои пристрастия и убеждения, которые наложат отпечаток на передаваемую в столицу информацию. А значит, контролировать переселенцев будет сложнее, придется увеличить штат соглядатаев и силовых структур - а это всегда вызывает недовольство. Бунтовщиков нужно казнить без всякой жалости и сочувствия, иногда уничтожать нужно и родственников бунтовщиков (порой достаточно ликвидировать только близких, а иногда нужно выжечь даже и дальних), чтобы никто не смог отомстить. Неиспорченные народы, то есть народы, в которых есть сознание того, что государя и государственный строй (со всеми его структурами принуждения к порядку) необходим, а значит, нужен таким, какой он есть и совершенно не нужно что-либо переустраивать и бунтовать - вот такие благоприятные для правителя народы - это дар Божий. Им нужно распорядится с умом, не разбазарить и не положить в бессмысленной войне, а война считается бессмысленной, если она проиграна. На неиспорченные народы можно положиться даже в не самые благоприятные времена - когда неурожай, когда большие внешние долги и, наконец, когда на державу напал сильный сосед. Всё равно народ поможет в свершениях, но только если эти свершения будут учитывать интересы и народа (а не только государя, как это часто бывает)…" гм… дальше, пожалуй, не буду читать – себе дороже.

Там ещё много по бумаге было рассыпано подобных пространных выражений про народы большие и малые, высокие и низкие, великие и ненужные, но моё любопытство переместило фокус восприятия сразу на место, где магистр описывал тот народ, который ему достался, то есть народ моего королевства, мой народ…

"Народ, населяющий пределы Третьего великого магистрата (это моё королевство!), по своей структуре смешан, то есть на окраинах, особливо на северных - он неразвращен, а в центре, особливо в столице - развращен. Посему мне (хорошо ещё, что он к себе не в третьем лице обращался) очень трудно принимать меры, которые бы адекватно воздействовали на весь народ в целом. То, что хорошо для окраин, смерти подобно в столице и наоборот: меры для города совершенно нормальные, для провинции - непонятны и вызывают недоумение и неприязнь. К сожалению, более-менее предсказуемый баланс народных масс был окончательно разрушен теми последствиями, которые оказала волна от затонувшего континента Амбиция (или его части – величину катастрофы пока трудно оценить). Теперь всё и вся перемешалось в магистрате и смута вызревает везде. Я предпринимаю меры, чтобы выкорчевать эти сорняки, но обычные старые и проверенные методы не дают результата. Нужны меры жесткие и решительные, а магистрат колеблется, боится разделить ответственность за массовые казни. Плохо и то, что я не являюсь диктатором, ибо слишком добр и мягок. Для других же, более достойных правителей пишу: никакие меры не могут быть излишне жестокими для подавления восстания против законной власти…"

И так далее в том же духе. Значит, магистр был излишне мягок и добр… О небеса, да если бы я только проснулась! Но мне ещё много надо сделать для этого и самое малое - передвинуть коня на поле f6. На завтра магистру будет о чём подумать и кроме своего "премилого" трактата. Ведь я сделала ещё одно "чёрное" дело, "чёрное" – потому что, во-первых, я играю чёрными, во-вторых, фигуры передвигаю ночью с помощью кошки, пусть и не полностью чёрной, - вот и выходит, что занимаюсь чёрными делишками – ничего, я не суеверная.

Как я хохотала, когда Магистр обнаружил коня, передвинутого мной посредством кошки! Он уже и двери закрывал и стражу ставил, только я все эти хитрости обходила. Ведь никто не подумает, что фигуры двигает кошка, правильно? А никто посторонний в комнату не входил. А когда магистр посадил специального человека следить за доской через глазок, то я подсылала одного кота глазок закрыть своей пушистой тушкой, а в это время…

Прямо любуюсь, какое багровое стало лицо магистра от прилитой тёмной крови! Он прямо сейчас лопнет же, как лопается крепко налитой гнойник… интересно, от этого взрыва я проснусь?

Боцман

Юго-восточный ветер сносил нас на север, мы промахнулись мимо нашего континента, его ещё называют Олдовия, это с древнего языка означает Старый, хотя, я думаю, он не старее других. А ведь Чума применял всякие умные приборы для навигации – не помогло. Оказались мы на далеком севере. Начало холодать, если более подробно то: холодало, холодало, холодало и холодало, а потом ещё похолодало.

- Это вам не палатка с большим холодом! - сказал Ворд и натянул на себя медвежью шкуру.

Мы все уже давным-давно закутались, кто во что смог, и нам было тяжко лицезреть наготу капитана… зато, когда он все-таки прикрыл гусиную кожу, всем сразу стало легче… но не теплее.

- Вот и ты стал похож на человека! - Чегеварова больше всех обрадовалась тому, что Ворд упаковался в шкуру.

- Я теперь не докси, я теперь как все! - запричитал могучий представитель вольных морских волков.

- А раньше ты был как все докси, то есть тоже принадлежал к определенной группе общества.

- Молчи, женщина, ты меня ещё к мазурикам причисли!

- Ты самый великий капитан, которого я видела за все года моих скитаний по свету (насколько я знал, Чегеварова до этого за пределы Ахинеи никуда не выезжала), твои руки порубали многие неправедные головы… - и пошёл поток патоки по трубам вордовского мышления.

Эльза, кстати, в мехах стала похоже на пончик, а мне вовсе не нравятся девушки, у которых есть лишние килограммы в телесах, и я тут же начал над её внешним видом глумиться:

- Эльза, на каком ты месяце беременности или сколько банок варенья ты съела за завтраком?

В ответ я много чего о себе нового узнал, и не всё было хорошим и добрым… Но веселится мне пришлось недолго - надо было что-то делать с вернувшимися в наш самолёт ползунками. Они не переносят мороза и могут погибнуть в холодрыге, образовавшейся внутри "Чумы-1". Это, без сомнения, классный самолёт, но в нём не было предусмотрена конструктором всего одна мелочь - печка. Я переложил еле шевелящихся ползунков из их раковин в меховую варежку, потом осторожно засунул её за пазуху и стал согревать созданий неба своим дыханием, когда теплодувничать устал, меня на посту сменила Эльза. Обычно ползунки не любят, когда их беспокоят и уж тем более не допускают таких фамильярностей как хватание их хрупких телес пальцами, но сейчас они не выразили протеста, видимо, понимали: по-другому - никак.

Ползунки

Мы с Инной сразу почувствовали - летим к нему, непонятно как - ведь лопотуны тяжелее воздуха и совсем не похожи на птиц, но точно - летим. Мы стали ковырять жалами футляр для нас, в который мы были заботливо упакованными лопотунами и те, слыша наши потуги, выпустили нас. Так и есть - лопотуны забрались внутрь летающей пещеры с прозрачными глазами, а та взлетела выше облаков. Вот это радость! Мы запели гимн Облаков облакам и стали проситься к нашим прародителям. Для нас открыли один глаз в летающей пещере. Мы оказались выше облаков. Мы были выше облаков не во сне, не в грезе от палочек-вонялочек, не понарошку, не обладая цветками в головах, а по-всамделишному!

- Здравствуйте наши далекие предки! - сказали мы дружно и полетели к этим белым гигантам, чтобы совершить обряд поклонения.

Но этот обряд слишком интимен, чтобы можно было даже думать о его разглашении кому бы то ни было, кроме братьев и сестёр по рою. Позже и не известно на сколько позже и чего позже – само время для нас остановилась во время обряда, - мы обессиленные, еле-еле передвигая крылышками, догнали летающую пещеру и вернулись в наш футляр.

- Это было здорово, Ян! - сказала Инна.

- Мы самые счастливые осы в нашем рое… - у меня слипались глаза.

- Нет, просто мы самые смелые - вот и попадаем туда, куда судьба не пускает остальных братьев и сестер по рою.

- Спасибо судьбе! – уже засыпая, сказал я.

- Спасибо свету, освещающему наш путь…

Мы любили всё и вся, мы даже, наверное, полюбили бы шершней, если бы те нас раньше не сожрали. Мир прекрасен и удивителен, особенно с высоты осиного полета! Да будет счастье в вашем гнезде и радость пусть не покинет ваш рой!

Когда в летающей пещере лопотунов стало нестерпимо холодно… мы с Инной посмотрели друг на друга в последний раз; когда мы закрыли глаза, после того как посмотрели друг на друга в последний раз; когда мы свернулись в позы только что родившейся осы и приготовились к вылету из лёгкого мира, после того как мы закрыли глаза, много после того как посмотрели друг на друга в последний раз, нас что-то согрело извне. Это лопотуны переложили к себе под шкуру и дули на нас тёплым воздухом, выходящим из их жевал.

- Инна, ты видишь это? - спросил я, не веря своим глазам.

- Да, вижу, я сама хотела тебя об этом же спросить.

- Они нас спасают!

- Мне кажется, не в первый раз, - Инну била дрожь, а я ничем не мог помочь, казнь себя в данном случае тоже бы не помогла, вот и выходит – совершенно ничем любимой помочь не могу! Меня охватила ярость на собственное бессилие, но и она была бессильной что-либо изменить.

- Да, но тогда это было больше по их привычке, они же думают, что они сильные и могущественные и что им подвластно изменение окружающего их тяжелого мира и даже нашего мира - тонкого, а сейчас другое: они нас просто так греют, - только говорить и могу, совсем как лопотун.

- Обязательно надо будет рассказать нашим братьям и сёстрам по рою!

- Если долетим до них.

- Да, если долетим.

Когда нет сил ни на что, остается просто болтать, и мы обсуждали самих себя, ведь не каждый же день, осы после того как посмотрели друг на друга в последний раз, видят себя снова! Каждое такое событие становится легендой - а уж если тут замешаны лопотуны… Да, такого ещё не было за всю историю нашего роя и поэтому нельзя было утверждать, что с этим можно было что-либо поделать или поделать что-либо, чтобы потом что-то утверждать.

Боцман

Вынырнув из облаков, "Чума-1" оказался около острова-града, растущего из океана на гигантских платформах разной вышины. Когда мы облетали его кругом, в одном месте мы увидели большие светящиеся в темноте буквы: "НЗАК".

- Какое-то это твердое "к", на конце, по-моему, не хватает мягкого знака, - сказала Чегеварова.

- Умягчать "к", какой вздор! – не согласился Ворд, но после поцелуя моей тёщи и его полюбовницы изменил своё мнение.

Над названием города на высокой мачте реял белый флаг с чёрным квадратом посередине. Его мы тоже обсудили.

- Сдается мне это дракон, почти такой же ужасный, как тот, что вытатуирован у меня на теле, - сказал Ворд, разглядывая полотнище флага.

- Какой ещё дракон, где? - спросил Чума.

- Да на флаге, изображен чёрный дракон.

- Это же просто квадрат.

- Квадратов на флагах нет, не было и не будет, круги ещё бывают, а квадраты люди на свои знамена не пускают и правильно делают - не их ранг там ошиваться. А это однозначно чёрный дракон.

- Вот чумаво! Спорим, что это просто квадрат, - предложил профессор.

- На что?

- На банку медовухи.

- Идет!

Я разрубил руки спорящих, а сам остался в недоумении - квадрат это или дракон? Как показало недалекое будущее, прав оказался Ворд. На знамени гордо реял чёрный дракон - Чума проиграл медовуху. А я в очередной раз убедился в том, что слухам верить нельзя никак. Ведь что говорят слухи: докси недалекие люди и ничего дальше бушприта своего корабля не видят. А практика показывает, что в чёрном квадрате доксин без вливания допинга видит дракона, который там на самом деле есть, и который абсолютно не доступен для взгляда даже такого просвещённого человека как профессор (а про себя я вообще молчу - в искусстве не разбираюсь вовсе).

Нам нужна была площадка для посадки, но в темноте садиться было опасно - мало ли что и где местные понатыкали у себя на крышах, вследствие этого мы так и кружили до утра на малой высоте над городом, чтобы можно было при свете зари найти безопасный «чумадром». Самолёт Чумы мог садиться практически вертикально и ранним утром мы благополучно и мягко воткнулись на плоской крыше одного из самых высоких зданий города Нзак. «Чумадром» оказался подходящим - площадью около пятисот квадратных локтей.

- Добро пожаловать в суверенный город Нзак, - приветствовала нас чиновник в красно-зелёной униформе, образовавшийся из двери небольшой кабинки, в которой можно было узнать непритязательный выход на крышу. - Вы из какого района нашего славного города?

- Вы же прекрасно видели, что мы совсем не из вашего города, мы путешественники, - взяла на себя миссию дипломата Эльза.

- Значит, виз у вас нет?

- Точно так, - милая улыбка.

- Тогда платите пошлину за въезд в чужой район.

- Сколько?

- Всё ваше движимое и недвижимое имущество.

- Гостеприимные мы страны посещаем! - заметил Ворд, передёргивая затвор ружья.

Я сделал то же самое. Чиновника пришлось убить, как и его охрану, как и подкрепление, подбежавшее на стрельбу, как и подкрепление, прибывшеё позже уже на другую стрельбу. Только убедившись, что стандартными средствами ведения боя (а нзакцы не знали ни огнестрельного оружия, ни арбалетов или луков и воевали лишь булавами и кинжалами) нас не взять, к нам послали гонца с белым флагом, причём без чёрного дракона-квадрата. Мы потребовали контрибуции в виде: жратвы, питья и местной валюты. Нас тут же зауважали…

Через малое время мы уже пили на брудершафт с местным старейшиной Чарли (ему было от силы тридцать лет, но он был до сих пор жив и по понятиям нздакцев уже являлся почётным патриархом) в его шикарной резиденции.

- Как быстро вы сможете доставить первую партию оружия? - спросил Чарли (Ворд ему немного приврал, что мы летающие торговцы).

- Через неделю, - и глазом не моргнув, ответил капитан и ополовинил глотком литровую кружку медовухи.

Как он мне потом объяснил, надежда была троекратной: во-первых, Чарли мог умереть, во-вторых, мы могли умереть, в-третьих, все могли умереть - в любом случае нам не пришлось бы выполнять свои обязательства. А аванс в золотых монетах мы предусмотрительно уже получили. Как показала практика, Ворд не ошибся в своих предположениях: Чарли вскоре убили на разборке из-за спорных северных территорий. В Нзаке вообще из-за границ воевали постоянно, этот город, по сути, являлся одним большим железобетонным сооружением, построенным в древние времена в виде перевернутого казана. Это некогда грандиозное сооружение (видимо, на случай воны) теперь было полузатоплено, большая часть помещений не подходило для жизни людей, лишь макушка – малая часть "пирога" – была заселена гордыми горцами (впрочем, ленивыми и не совсем горцами). Ради места под солнцем им постоянно приходилось воевать, тем более что всегда находилась свежая голова, которую озаряла очередная идея фикс: поделить все не квадратами, а треугольниками, или ромбами, или параллелограммами, или секторами, или трапециями, а ещё можно было менять единицы измерения длинны… короче, весь Нзак часто обмеряли по-новому и устанавливали "самые правильные" границы, естественно, это вызывало новый поток территориальных претензий. А к нашему прибытию ситуация ещё больше обострилась: волна, которую вызвало затопление Амбиции, поглотила два нижних обитаемых этажа. Теперь лакомых кусочков, с одной стороны, убавилось, зато, с другой стороны, «лакомость» каждой из сохранившихся территорий многократно возросла! Соответственно предложению вырос и спрос на сорви-голов, готовых взяться на разделочный нож. Вжик-вжик – только и слышалось в тёмных углах - с освещённостью в Нзаке, если выразиться одним словом, было сумрачно.

Да, конечно, в острове-граде имелась дума, но городской голова исполнял лишь роль свадебного генерала и ничего не решал. Хотя у него было одно серьёзное занятие: он вычислял точный возраст Нзака (который всегда увеличивался после новых археологических находок в самых нижних подвалах и даже в фундаменте) и определял день города - праздновали его неделю и в это время не воевали (праздник же). В некоторые года праздновались даже два дня города - а что здесь такого? Если народ хочет зрелищ, то почему бы ему в этом не способствовать. К каждому празднику выпускалась местная бесцветная медовуха (которую называли почему-то водкой), с соответствующим названием: "300 лет Нзаку", "500 лет Нзаку" и т.д. Когда до шли до 100 000 лет Нзаку, решили возраст обнулить. По этому поводу пили аж целый месяц!

Я всё больше и больше убеждался в том, что Ворду интересны местные аборигены и что у него в лысой башке вызревает какой-то грандиозный план… Редко так бывает, но в этот раз думал я совершенно правильно. Чегеварова и Ворд решили остаться в Нзаке, у меня это вызвало двоякое чувство: жаль было расставаться с другом, ну а о тёще либо ничего, либо хорошо, поэтому помолчу. Ворд так объяснял свое решение: "Понимаешь, Боцман, здесь самое место попробовать некоторые главы из "Пути диктатора", ситуация благоприятная - а значит мне нужно быть сейчас здесь". На мой вопрос: "Когда здесь всё завоюешь, придешь ли ты воевать в наше королевство?" капитан ответил так: "Не принимай всё так буквально, мне не нужна власть над всем миром, просто хочется проверить теорию. А если она подтвердится на практике, то после окончательной победы разума над глупостью я построю добротный корабль и наберу экипаж, который можно будет довести до уровня доксинов. Запомни Боцман: путь докси может совпадать на некотором этапе с путем диктатора, но это все равно будут совершенно разные пути. Не бойся знания как такового, бойся уверенности в том, что знаешь, как его правильно применять". Тёща свое решение по великой тайне доверила Эльзе, а она - мне: "Ворд такой милый в меховой шубке…" Я её не понимал (мне мужики что голые, что одетые…), но скатертью дорога, как говорится… хотя опять сошлюсь на то же правило "Закрытого рта" и умолкну.

Вот так и получилось, что улетели мы из Нзака на "Чуме-1" уже втроём (хотя, если считать с ползунками - впятером) взлетели почти вертикально вверх и направились к городу с ласковым названием, где спала наша королева. И всё шло благополучно, но вдруг Чума стал умирать… где он подцепил то ли чуму, то ли собачью чумку, то ли птичий грипп, то ли свиную заразу - осталось загадкой. Но то, что скончался он в судорогах - это точно. «Это коронавирус!» - пояснил он нам, кашляя. – «Наденьте защитные маски и перчатки». Мы ничего не поняли, но маски и перчатки надели. Перед своим концом профессор открыл нам тайну парашютов "Чума-12" – средства индивидуального спасения с самолёта. Очевидно, первые одиннадцать моделей были негодными, а кто их испробовал, я не стал уточнять, наверное, люди с временно ограниченной свободой. Когда мы подлетели к нашему королевству, наш самолёт пошел враздрай: нос его сначала задирался круто вверх, а потом он сваливался в пикирование и начинал так трястись, что казалось – настал полный карачуп. Мы решили не испытывать судьбу дальше и покинуть борт через эвакуационный выход (дверь, за которой небо). У Эльзы с собой было два мешочка золота - скромная наша добыча в Нзаке, - а я крепко-крепко держал в руках саквояж с ползунками, ведь ещё древняя мудрость гласит: мы ответственно за тех, кого приручили.

Действуя строго по инструкции о применении парашюта "Чума-12", мы закрепили друг на друге ремни, а потом прыгнули, когда надо - дернули кольца, потом уже вместе кричали: "А-а-а!", чуть позже ударились о землю, но не так сильно, чтобы вышибло дух из тел двух супругов. Впоследствии всё это мне снилось, в разных вариантов, а порой и с небывалыми в яви яркими подробностями.

Место посадки (или крушения) мы не выбирали, но получилось шикарно! Грохнулись мы с небес прямо на площади маленького городка, где вешали художника. Можно было бы авторитетно заявить, что координаты мне опять подсказывали облака. Но я бы соврал. Сверху все кучерявые белые облака кажутся несколько затейливее, чем когда на них пялишься снизу, да и вообще… что можно предсказать во время падения на землю, если думаешь лишь о том, как бы не оборвалась ни одна из многочисленных лямочек, которые держат твое грешное тело?

Дима с верёвкой на шее стоял на помосте и смотрел на небо, взор его был слегка затуманен и немного отрешён от жизни (ну, с петлей-то на шее точка зрения на мир меняется). Тут с неба свалились мы. Мне вот одно интересно, а если бы нас ветер снес в какой-нибудь хлев или куда ещё, что бы он сделал - взлетел аки птица и покинул палачей? Это вопрос, я бы даже сказал так: это большой вопрос. Почему-то я уверен, что его банально повесили, и одним художником стало на свете меньше. Но случилось всё так, как случилось. Казнь (какое мягкое слово с мягоньким знаком на кончике, очень похожим на петлю) была прервана, люди стали обсуждать, не повесить ли им ещё и нас, но ни в одном законе не сказано, что чужакам запрещено падать с большими белыми простынями с неба на площадь, где проходит казнь. Одним мешочком с золотыми кружочками мы подкупили местного старосту и правосудие тотчас объявило, что у художника не находили не траву, а всё это происки деструктивного элемента (у нас часто валят шишки на этот элемент) или иностранных агентов (аналогично). И Диму освободили прямо из петли. Мы решили в столь негостеприимном месте не задерживаться и из городка в направлении столицы мы вышли в таком порядке: Эльза идёт впереди, а чуть сзади мы с художником дискутируем на счет вероятностей.

За нами на солнечном лучике ехал кот Малыш. Существует теория, что это выдуманный кот, ведь ни один нормальный кошак не сможет оседлать солнечный луч. Я подобную парадигму не оспариваю. Может, мы все чьи-то выдуманные персонажи сказки?

- Дима, скажи, пожалуйста, а если бы мы не упали сюда, как снег на голову и у нас с собой не было бы мешочка золота, кто бы рисовал синих котов, которые летали верхом на лиловых крокодилах и жёлтых драконах у нас на стенах дома? - спросил я.

- Если бы не было вас, я бы взлетел, просто моим намерениям было легче позвать своих друзей, чем воплотить в жизни все остальные варианты.

- Ах, вариантов значит было ещё и много?

- Примерно три, но лично я рад, что видел орущую супружескую пару, спускающуюся с небес и гармонично вписавшуюся в картину моей не казни.

- Хорошо, что ты не берешь на себя более длинную цепь событий: ветер, пригнавший наш самолет в город Нзак; запасец золота, предусмотрительно экспроприируемый у нерадивых его обладателей; чумку, от которой умер Чума, …

- Чумаво!

- Это, кстати, было любимое выражение профессора материалистических наук, до того, как он покинул этот мир.

- А где он сейчас?

- Я думаю, похороны состоялись за несколько верст на северо-восток, но ни родные, ни близкие на них не успели.

Чуть позже мы расстались, Художник направился в Ярморочный город, а мы - в любимую Лас-Ку. Малыш, вцепившись всеми четырьмя лапами в солнечный лучик, удалился за художниками, что было и понятно – нашу еду он всю уже слопал.

- Я думаю, что он теперь должен нарисовать наш цветной портрет, естественно, когда королева проснется и откроет секрет стойких цветных красок.

- Мой любимый меркантильный Боцман, - она чмокнула меня в щеку. – Художник нам ничего не должен!

- Разумеется. Но, во-первых, я не меркантильный, я - домовитый, а во-вторых, ты не попала поцелуем.

Тут перед нами нарисовался стог сена, в котором Эльза уже отстрелялась точно. Да и я накрыл все цели своими ласками. А потом мы лежали, и она даже поправили сбившуюся повязку, которая сдерживает мои волосы от разлетания. Жена нашла в стогу перо птицы и вставила мне в шевелюру.

- И волос пробило перо…

Не было зеркальца, но, наверное, я стал похож на дикаря. Таких героических дикарей рисуют в детских книжках. Сами дикари давно вымерли. Точнее их убили цивилизованные люди – вот кто настоящие дикари.

Несколько позже:

- Уси-пуси! - я знал, что Эльза не любит, когда я это говорю.

- Не произноси этого слова таким тоном!

- Уси-пуси, почему? – и перестрелка поцелуями началась с новой силой.

Прошла ещё одна вечность… и мы помолчали на одну тему, мы даже друг другу в глаза не смотрели, настолько это было глухое молчание: Веры не было рядом с Художником. Тут и страх в нашу семейку поскребся – ведь такое может с каждым случиться. А не хотелось бы. Просыпаешься утром, а ты один…

Будить королеву дальше...

<<<на Повести