Пока королева спит
Магистр
Информаторы сообщают с мест, что в народе созревают протестные настроения. Так и до бунта может дойти. Нужно всех активистов посадить, а особо буйных повесить. Пущай проветрятся.
- Ах ты моя лапа, - погладил я Люси и та замурлыкала. Это ли не счастье? К сожалению, нужно было ещё и в шахматы играть. Отвлекает меня спящая стерва. Ладно, не долго ей до мата осталось…
Шут
Слышал я о выдуманной стране, но никогда туда не заглядывал. А сейчас довелось. Народ там придумывает королевства, историю, существ и живёт в этом выдуманном мире, лишь слегка соприкасаясь с миром … скажем так: не выдуманным ими (или выдуманным не ими). Я ходил и смотрел на эльфов, оборотней, гоблинов, троллей, гаргулий, ведьм и драконов, которые не были эльфами, оборотнями, гоблинами, троллями, гаргульями, ведьмами и драконами. Грустно. Одно дело, когда ты восхищаешься сказочным миром, в котором ты живешь (некоторые думают, что это реальный мир) и добавляешь к нему свою фантазию, и совсем другое дело, когда ты убегаешь из сказки своей жизни в придуманный ненатуральный мир…
Я ни с кем не разговаривал в выдуманном королевстве. Никто там не мог сказать того, чего бы я уже не знал, а мои словоблудия его персонажам были бы не интересны. К тому же меня там никто не замечал. Я же не перевоплощался и не играл и их игры, я был натуральным несмешным шутом и посему в выдуманной стране моя персона никого не интересовала. В свою очередь и меня не интересовали люди, которые играют в игры.
Но вот – и в этом вся прелесть жизни! – новый поворот. Мой путь повернула малина.
- Шут, куда ты спешишь голодный, когда я здесь разбросала спелые ягоды по своим веткам?
- Уже никуда не спешу.
- Вот и ладненько.
Я стал кушать её, она - учить меня.
- Я вывела правило и назвала его правило Малины.
- С удовольствием послушаю.
- Так слушай же, и оторвись от этой… нет уже этой… нет от всех ягод, я требую внимания!
Пришлось быстро слизнуть ещё парочку крупных малинок и сделать серьёзное лицо
- Внимаю, о королева ягод!
Малина зарделась и продолжила:
- Ягода, которую ты ещё не съел, всегда вкуснее той, что тает у тебя во рту.
Листья её затрепетали от осознания собственной мудрости.
- Полностью согласен, только это относится и к другим ягодам.
- Не спорю, но вывела-то его я, поэтому называться оно будет правилом Малины. И никаких гвоздей!
Гвоздей поблизости, действительно, не было никаких, даже стеклянных, оловянных и деревянных. Я не стал малину разочаровывать, ведь она была не права, точнее она по-малинному, возможно, и была близка к истине, а вот по отношению к тому, кто её вкушал – нет. Все было наоборот: ягода, которую ты только что закинул в свой рот – самая вкусная на свете, ведь другой у тебя может уже не быть. Люди обычно не думают о сиюминутности своего бытия и внезапной смертности своей. Что ж – это их право, право заблуждаться по любому поводу. Малина что-то почувствовала, какой-то отголосок моего несогласия уловила, кокетливо распустила листики и выдала мне новую тему разговора:
- Кстати, был ли ты на кладбище Богов?
- Нет, - ответил я, интересно, кстати, к чему она это сказала, мы же о Богах не говорили совсем.
- Ну-ну! – совершенно без эмоций сказала малина, и это был самый заманчивый призыв посетить кладбище Богов, так сказать, идеальная заманилка. Или замалинка.
Пришлось сворачивать и долго петлять, малина не знала точно, где находится кладбище, она про него слышала краем уха от плюща, плющ - от папоротника, папоротник - от ёлки, ёлка – от пня с мхом на холке… короче мне помог ветер, без него бы не нашёл.
Кладбище Богов располагалось в узкой долине, зажатой двумя скалами - чёрной и жёлтой. Солнце заглядывала сюда только в середине дня, да и то на пару-тройку часов, настолько скалы были круты, а долина – узкой, как горлышко трясогузки. Всю её заполоняли, загромождали и захламляли скульптуры, памятники, идолы, монументы, бюсты и прочие каменные изображения великих людей и разных по калибру Богов. Если слоны сами приходят в долину смерти, чтобы умереть подальше от любопытных глаз, то памятники сюда явно кто-то притащил. Кто, когда, зачем? Неведомо. Поправка - пока неведомо. Я протискивался между каменными истуканами и смотрел, просто смотрел на отражения мёртвых героев и Богов, живых когда-то Богов. Шло время, люди меняли историю и вот уже великие мужи плывут сюда на платформах, которые тянет множество рук. С Богами хуже, в них перестают верить, уже не приносят жертв, уже не молятся им… а возводят новых идолов и проливают кровь уже за них. Старых Богов забывают и тащат сюда, как рухлядь, как хлам, как мусор. Боги хранят молчание. Только одна фигура задрожала при моем приближении, она алкала моей кровушки, но не было ножа, способного перерезать мне глотку и древний Бог замер неоживлённый. Сейчас уже не разобрать надписи на постаментах, непонятно кто сидит на лошади и показывает мечом в даль, куда зовёт этот могучий воин свой народ, да и есть ли этот народ, или только жалкие потомки где-то распродают останки былой цивилизации по базарам и не способны на рывок за горизонт.
Десять месяцев я обследовал кладбище Богов, это было ещё до рождения родителей мальчика, который выберет себе звалку Боцман. Говорить слово «прозвище» более правильно? Зато звалка – смешнее. Я не нашёл ответов на многие свои вопросы, узнал лишь о богоборцах и кое-что ещё. А нашёл… лишь старика, он судорожно сжимал мешочек, исчерканный непонятной вязью, состоящей из белых палочек, рубящихся на фоне из темной шерсти.
- Здравствуй, старик, надо ли тебе еды или питья?
- Нет, - затряс он головой. – Тебе не обмануть меня! Но ты не возьмешь мешочек силой!
- Не возьму, но хотел бы узнать, что в нем.
- Ха! Ты не знаешь?! Там музыка Богов, и ты пришёл за ней!
- Нет. Я не знал, что она там. Расскажи мне о том, что произойдёт, если его развязать.
- Люди просто увидят музыку и услышат гармонию, а увидев и услышав такое, тут же забудут о войнах и прочей глупости.
- Тогда тебе самое время его развязать.
- Не могу. У меня нет полномочий.
Я подумал, что и у меня нет полномочий, и оставил старика цепляться за чудо дальше. Уныние, пропитавшее кладбище Богов, высушило меня, и я долго отмокал под струями водопада в другом месте и в другое время. Так было. По крайней мере, мешочек до сих пор там. Если у вас есть полномочия, придите и освободите старика от его бремени, или освободите его скелет, или просто подберите мешочек в пыли того, что некогда было человеком. И освободите музыку! Я даже провожу вас, не гремя бубенчиками, и обещаю не подпевать…
Магистр
Ко мне в кабинет зашёл глава службы перевоспитания и доложил обстановку. Заключенные бодры, веселы, славят меня и перевоспитываются трудом. Смертность снижена, да и количество перевоспитуемых в летних лагерях уменьшилась. Система работает. Бунт лучше предотвратить, чем его заливать кровью.
Из будничного, прочитал бюллетень статистики. Мой рейтинг снова вырос… он растёт и достигает цифры 99 процентов, а потом плавно снижается до 95, я же не золото, чтобы нравится всем. Хотя и драгоценные металлы оставляют равнодушными около полпроцента граждан. Это нормально.
Боцман
- …а потом я пришла в ваш дом и нашла тебя, - Майя закончила объяснение, которого я по большому счету не слышал, потому что витал в облаках.
- Значит, ты за революцию?
- Да, но если ты мне не веришь…
- Верю… Ни слова больше! - Я приложил к её губам свой указательный палец и она его незамедлительно укусила.
- Ай! Зачем же пальцы кусать?
- Потому что так надо! - передразнила сама себя Майя и мы засмеялись.
Если и были между нами какие-то недомолвки, то они растворились в этом смехе… ну и в том, что было до смеха и после.
- Расскажи мне сказку, - попросила Майя. - А то я не засну.
- Ну и ладно - не спи.
- Но тогда я и тебе спать не дам! – тут я понял, что и сам хочу спать.
Стоп! а куда делся день? Я помнил, как утром прощался с друзьями у шлюза, помнил, как пришёл домой вечером. А день-то где?!
- Так значит, сказку… сейчас я что-нибудь придумаю… гм… дело было так…
- Нет, так сказку не начинают. Надо говорить: в некотором царстве, в некотором государстве жил да был… - она так на меня посмотрела, что я забыл даже где и какое дело было.
- …жил да был…
- Ну?! – галера её взгляда протаранила баркас моих мыслей.
- Мальчишка, было ему лет пятнадцать, то есть самый тот возраст, когда идут добывать свой первый клинок.
- Это ещё что за штука такая?
- Это местный обычай в ихнем королевстве.
- Грамотно говорить так: в их королевстве.
- В их королевстве…
Всё-таки у меня железное терпение, в который раз мою сказку перебивают самым наглым образом, а я ничего – креплюсь! Железный боцман легко, как якорь, идёт ко дну…
- Было принято юношам добывать свой первый клинок самим. А делали настоящие клинки, а не какой-нибудь дешевый ширпотреб только в одном месте - внутри горы Кузнецов. Это такие искусные мастера, наподобие наших лупоглазиков, только специализировались исключительно по ковке и обработке металла. Обитали они глубоко в этих… недрах горы, а подходы к ним… к кузнецам охраняла всякая нечисть…
- Наподобие нашей у шлюза?
- Можно и так сказать. То есть она не охраняла кузнецов, а лишь поедала торговцев и всяких лихих людей, которые занимались переправкой мечей и другого оружия от кузнецов на поверхность. Дело это не зря считалось сложным и опасным, поэтому цена хорошего меча доходила до стоимости дома или доброго коня. А если юноша жил в небогатой семье, то клинок он мог получить никак иначе, кроме как отправившись самостоятельно внутрь горы Кузнецов.
- А он был красивый?
- Тебе какие юноши больше нравятся?
- Брюнеты… - она посмотрела на меня. - С длинными волосами и с тёмными глазами, выше среднего роста, ну и чтобы уд стоял, а не висел на полседьмого…
- Он был брюнетом с волосами до плеч, которые он подвязывал красной лентой… ну что ещё сказать, стройный был, а в черноте его глаз уже тонули девушки…
- А уд? – вот ведь зараза дотошная.
- Стоял! – успокоил я заразу.
- Мечта…
- Эта "мечта", не сказав родителям, куда он направляется, попёрся прямо к горе Кузнецов.
- Попёрся – убери, и как его звали, кстати?
- Попёрся - убрал, а звали его…
- Чтобы было мужественно и с перспективой… - задала очей очарованье тяжёлую задачу мне как рассказчику сказки.
- Чебурашка?
- Не пойдёт, - она уткнулась мне носом в шею, задышала, от этого внутри меня образовалась щекотка, а выдумывать «сказку на ночь» стало практически невозможно.
- Михей?
- Неа, - её дыхание обжигало...
- Воланд? – просто подвиг находчивости какой-то с моей стороны.
- Было уже, - и как она всё помнит?
Воландом звали ангела, являющегося маленькой девочке, которую родители назвали весело – Хлю, в одноименной сказке.
- Кирьян?
- Бр-р-р… - меня тоже затрясло от её "быр-ра".
- Володя?
- Пускай Володя отдыхает! – бархатистый смех украсил место отдыха Володи.
- Зёма?
- Туда же Зёму!
Фантазия моя стала давать трещину.
- Эх, Боцман, Боцман, - покачала надо мной головой хранительница очага. - Не умеёшь ты сказки рассказывать. Слушай и учись…
И она стала рассказывать эту же сказку про первый клинок, но так живо и проникновенно, что я сам оказался в собственно выдуманном королевстве и сопереживал приключением жгучего брюнета с тёмными глазами; отмахивался вместе с ним от нечисти в узких туннелях горы Кузнецов, плыл в бурном потоке и тонул; встретился с рыцарем и вместе с этим закаленным бойцом вступил в схватку, уже обладая заветным стальным лезвием. Сказка расцвела красками, набралась сил и ожила, и стала жить уже своей сказочной жизнью внутри нашей – несказочной.
Я даже к концу заснул, а это значит, что сказка получилась настоящей, ибо она выполнила свою главную функцию: заставила ребёнка закрыть глазки и провалиться в сон. Под воздействием волшебства чадо забыло о недоигранных играх, или недостроенных городах из кубиков или недорисованных картинках на бумаги. Я даже начал сон видеть про всё это… но меня жестоко растолкали.
- Пошли запускать змеев! - бодро призвала меня Майя, как будто это не она давеча хотела спать.
- Что?! - не проникся я соблазнительным замыслом.
- Время запускать змеев, Боцман, почему я должна два раза повторять?! – взъярилась королева моих снов (простите ваше величество, вы, конечно, незыблемо на первом месте всегда, особенно в эротических сновидениях, а тут – просто конъюнктура момента).
- Слушаюсь и повинуюсь, о луч света в тёмном царстве… - пелена дремы спала с моих глаз, и я мог уже в полном сознании увидеть лицо "луча света в тёмном царстве" в обрамлении копны золотистых волос.
Я как раз закончил два змея один - чёрный, другой - белый, формой они напоминали ползунков, только ползунков не в раковинах, каких мы обычно видим... У большинства людей сложился стереотип, что ползунки - это некие создания наподобие рака-отшельника, которые не могут обойтись без домиков на спинках. А это в корне не верно. Ползунки – существа стремительные! Вот и змеи получились свободными от этих своих грузил, с угловатыми силуэтами и хищными обводами - таких покорителей небес можно запускать даже в сильный ветер, и они не разрушатся в его резких порывах.
- Ого, почти точные копии живущих у тебя ползунков, - она не сказала "у нас" - плохой признак.
- Ага, без раковин.
- Так они гораздо изящнее, - она надела чёрные джинсы и такого же цвета куртку. Очень правильно сделала - нечего светиться яркими нарядами перед серой стражей.
Я тоже оделся в чёрное и мы вылезли на крышу. С кошачьей грацией Майя совершенно легко ходила по покатым крышам и бесстрашно перепрыгивала с одного дома на другой. В нашем квартале крыши домов практически сходятся - но все равно надо обладать определенным мужеством, чтобы ходить по ним как по мостовой, что ощерилась булыжниками далеко внизу. Без эксцессов мы добрались до места, которое кольнуло нас – мол, надо здесь запускать - так часто бывает, и мы, не мудрствуя лукаво, стали разматывать нитки. Ветер облизал змеев, они ему понравились и вот уже два ползунка выписывают в ночном небе нашего города причудливые фигуры. Где-то через полчаса, а может быть, через половину вечности, нас заметили стража, и сотрудники правопорядка (почему нет сотрудников «левопорядка», а?) стали предпринимать отчаянные попытки к задержанию нарушителей. Но новому указу магистра за змеев положено двадцать ударов плетками или штраф в двадцать условных единиц. Эту ересь ввели, потому что валюта Третьего "великого" магистрата стала быстро обесцениваться и её курс по отношению к золотой монете каждый день падал, вот золотая монета и была объявлена условной единицей - глупость по-моему - надо свои деньги делать такими, чтобы за них не боялись на торжище давать золото. Причем со штрафа за запускание змея десять единиц шло в карман стражников, поймавших нарушителя порядка. Так что замотивированные бойцы бодро свистели нам, приказывали сдаться, бегали вокруг домов, на которых мы "нарушали безобразия" и делали ещё много различных поползновений к нашему задержанию. Впрочем, все их усилия канули в Лету – у этих дуболомов просто не было шанса нас взять!
В эту ночь мы совсем не спали - после бурных приключений напились кофе и стали смотреть цветной экран, так как раз шёл утренний вестник, в котором рассказывалось о ночных происшествиях. Мы в него попали, хотя камера и не взяла наших крупных планов, но зато обидные для стражи жесты передала доступно для понимания (их сделали нерезкими, но всё равно они остались понятными), а больше нам и ничего не надо было - мы добавили в кофе коньяка и чокнулись за запускателей ползунков. Чок-чок!
Королева
Майя подобрала чёрного котенка и мои подружки стали придумывать ему имя.
- Назовем Дарком, - предложила Александра. - Он весь чёрный с головы до пят, ни одного белого пятнышка – вылитый мистер тьма.
- Он больше похож на Шанса, вылитый чей-то последний шанс! – сказала Эльза, гладя беспризорника печальными глазами.
- А может Жук, смотрите как он усами шевелит, а уменьшительно Жучило, - Майя тоже приняла участие в наречении.
- Какой же он жучило, он же в ладони помещается? – опротестовала Александра.
- Вот именно так, как делает самый настоящий жук.
- Надо посоветоваться с королевой…
Ого, обо мне вспомнили, товарки мои любимые. Сейчас уже девчонки быстро находили дорогу из моего бывшего королевства в теперешнюю мою резиденцию, скованную холодными рамками сна, которые сами никакими рамками не ограничивались, и это в них самое противное.
- Здравствуйте, ваше величество!
- Привет, привет! Сразу к делу - мне Шанс больше нравится. Аргументирую: шанс может стать тьмйо или жуком, а кекс не может стать, например, жуком или его шансом и с жуком такая же история. То есть, кличка Шанс вмещает в себя и самоё себя, и жука, и тьму, она является полной, а значит наиболее подходит для этого приёмыша.
- А ещё какие-нибудь аргументы есть? – спросила Александра, уже смирившаяся с "потерей дарка".
- Да, мне Шанс больше нравится, - ай да аргумент!
Вопрос решили. Но скоро выяснилось, что мы немного ошиблись. Шанс оказалась не котом, а кошкой. Мы снова стали обсуждать кличку кота-кошки во сне:
- Лучше бы мы её назвали Мур, не пришлось бы переименовывать, - заметила Александра.
- Ещё не поздно, - согласилась Эльза.
- Поздно, она на Шанс откликается, - вступила в диалог Майя.
- Бу-бу-бу, - это уже я сказала то, что первое на ум пришло (а у вас так не бывает? Не верю!) и потом добавила: - А почему это Шанс должен быть обязательно мужского рода? Что не бывает шансов женских? Даже если не было, то теперь уже есть. И нечего головы ломать!
Больше мы головы и не ломали, а Шанс становилась всё грациознее и грациознее, пока окончательно не превратилась в элегантную даму угольной наружности (это я слегка в будущее заглянула – возвращаюсь: !ьтюьф).
Но на этом беседа о словах не закончилась.
- А почему вы называете революцию бунтом? – спросила Эльза.
- Потому что революция предполагает существенное изменение государственного строя, или уклада жизни обычных людей, то есть большинства граждан страны. А в нашем случае – я заснула в своем королевстве и проснуться хочу там же – практически никаких изменений. Да и для большей части подданных это видится так же. Так что процесс свержения Маркела называть глобальным словом "революция" – больно жирно, обойдётся и бунтом.
- Обойдётся! – воскликнули мои любимые подруги и пошли бунтовать.
Шут
Направляясь дорожкой непрямой к гнездышку королевских девчонок, я наткнулся на чёрный комок шерсти, шипящий на рыжий комок шерсти. Поясню, чёрный комок - котёнок, рыжий – глупая собака, которая имела наглость лаять взахлёб на несовершеннолетнего мурлыку. Это не правильно и я объяснил ей азы этикета. Собака перестала лаять, а котёнок - шипеть. Я взял его на руки, и он тут же с остервенением впился клыками и когтями в мою ладонь и пальцы, при этом он истошно мяукал, подзадоривая свою злобу. Это вам не какой-нибудь жеманный кот, который сидит на печке, мурлычит и ламкой своё рыльце трёт… это был кот-огонь, хотя и чёрный… где-нибудь в параллельном мире обязательно бывает чёрное пламя!
- Ты царапаешься и мяукаешь или мяукаешь и царапаешься? – задал я вопрос пока безымянному котёнку (если быть точным, то кошечке).
Она объяснила, что с удовольствием бы полностью отдалась процессу… тут она сказала по-кошачьи одно слово, которое обозначала одновременное мяуканье с упоением и неистовое царапанье, но адекватно на человеческий язык оно не переводится. Но ей приходится объяснить элементарные вещи какому-то дылде. Слово "элементарные" она выделила кошачьим префиксом "пш-ш".
- Больше вопросов не имею! – я подул в мордочку будущей кошке, как ни странно она не отвернулась и не ослабила челюсти, терзающие мой большой палец – не характерная для кошек реакция на сильный ветер в глаза.
Я подбросил котёнка девчонкам, чтобы проверить, как они относятся к маленькому чёрному котёнку, и как маленькая чёрная кошечка относиться к трём стервозам (я решил никого не обделять этим титулом, хотя, если копнуть поглубже, истинная стерва там была всего одна, да и её истинность – относительная, смотря с чьей сравнивать, по сравнению с ВВ – там вообще не было стерв). Никто не подвел ожиданий, и она стала Шансом, а они – обладательницами Шанса. Убедившись, что все классные, я предстал перед общиной во всей своей красе и сволочизме.
Тут мне удалось ненадолго попасть к ВВ, я обычно к ней на прием не рвусь, мне всегда лениво забираться в дебри её сна, который так похож на наше королевство со всеми окрестными землями, что не сразу и поймешь: где сон, где не сон. Чуть полью воду на мельницу этикета: я доложил о своих делах, она прервала меня, мол, сама с усами, не хуже Шанса. А я и не сомневался.
- Расскажи о своей последней думке – тон слишком приказной.
- Проведала-таки! – улыбаюсь.
- Обойдусь без твоих комплиментов! – тон стал ещё более приказным.
- А я их не говорил! – сжигаю мосты.
- Зато подумал! – как она обворожительна в гневе. И королева права. Вообще-то королева всегда права.
- Я думал о том челе (так в том мире с шумными домами сократили слово человек, наверное, там тоже завелись буквоеды), к которому ты залетела в левое ухо и вылетела из правого, при этом добыв пару рассказов. Он же про нас книгу сейчас пишет. Вот я и подумал, а что если мы все живем только в его воображении? Или обратное: он со всем тамошним миром, лишь твой сон.
- А почему мы не можем быть его сном?
- Я могу быть плодом воображения, но не частью сна.
- Ты сейчас часть сна.
- Да, но во сне, а наяву я уже не часть сна твоего.
- Почему ты не можешь в это время быть частью сна того писателя?
- Не занудствуй! Есть третий вариант: наши два мира всего лишь песчинки, несущиеся ветрами, которые задули нехилые существа или одно нехилое существо.
- Сам не занудствуй! Лучше скажи, что ты думаешь об этой косметичке?
- Это часть сна, похожая на прозрачную косметичку, являющуюся явно импортным продуктом, ради которого неразумные барышни готовы на любые жертвы… - получив прозрачной косметичкой по щеке, я добавил. - К тому же она явно беременна тяжёлой красотой.
От следующего налёта я увернулся. У меня щеки не казенные, хоть я по-прежнему числюсь в рядах придворных. А потом косметичка исчезла и я понял, что она из будущего… вероятного будущего… которое ещё не проросло в настоящее… чего-то ни бывает во снах… время нелинейное… логика часто сбоит…
- Но это не главное, тебе не интересно как там у него со сказкой, ведь даже ты не знаешь, чем у нас тут всё закончится, а если он там не так всё запишет, тебе не будет обидно? – вопрос был не слишком изящен, но зато по существу дела, даже виртуальная история слишком серьёзная штука, чтобы её мистифицировать или переписывать почём зря.
Королева задумалась и не стала больше обращать на меня свои милости, напомню, что щёки у меня не государственные, а личные. Да и вообще жалованье уже несколько столетий мне не платят. Как жить, я вас спрашиваю, как жить? А, вы не бухгалтерия, а министерство культуры. Понял. Короче говоря, под этот не шумок я и покинул сон королевы, или мой сон о королеве, или сон писателя о своей сказке… и из абстракции пророс в конкретику… выбрался я из сновидческого мира аки мытарь без приданного на белый свет, который - мне так казалось - был ничьим.
Боцман
Не знаю как у других, а у меня бывает, бывает «это» - так безлико называю, потому что до сих пор не придумал название для сего явления, "зов" - мне не нравится, непонятно кто зовёт и зачем, да и зовет ли вообще; "струя" - тоже не подходит, ибо нет никакой струи и непонятно что огибают турбулентные и ламинарные потоки; "болезнь" - совсем без комментариев - не годится. Не знаю, как назвать. Просто я иногда - очень редко, но все же бывает примерно эдак раз в год или в два - просто начинаю идти куда-нибудь с какой-нибудь целью и эта цель мне кажется важнее, чем все остальные цели и я ни на что другое не отвлекаюсь. Вот и в этот раз в меня своими клешнями вцепилась такая цель: пойти к лупоглазикам и добиться у них помощи в благородном деле революции. Я даже не попрощался с Майей (я вовсе не заходил домой), и не взял с собой ползунков, и ничего не рассказал Ардо и Виларибе, и не предупредил мальчишек, я просто взял и пошёл к южным воротам города.
Иногда уверенность в том, что всё будет спокойно и ничего плохого просто не может произойти, настолько сильна, что неприятности отлетают от неё как от хорошей кирасы. Вот и в этот раз я был абсолютно спокоен – ничегошеньки со мной худого не может произойти. Так и шёл… Не доходя до ворот, я увидел телегу, запряженную в старую клячу, которой управлял дедок, явно зажившийся на белом свете, он сидел на телеге и завершал собой причинно-следственную круговерть.
- Дедушка, вы случаем, не на юг ли путь держите?
- На юг, бывший сторож шлюза, коли и тебе туда, могу подвести.
- Буду безмерно благодарен, всемилостивейший государь! - я низко поклонился, но не шутливо, а от души, и сел на телегу.
- Хватит хиромантией страдать, зови меня просто Валенсио Боска, а лошадь мою ненаглядную, которая скоро околеет, но не раньше, чем доставит нас обратно в город, где спит наша ненаглядная королева, кличь не иначе как Пепе, он хоть этого уже и не услышит, но ему все равно будет приятно.
- А меня зовут Боцман.
- Да знаю я, ты ещё змеев по ночам запускаешь.
- Откуда такие точные сведения, Валенсио?
- Вещие сны, милок, вещие сны… - Боска натянул поводья, отчего Пепе хоть и с сильно замедленной реакцией, но таки остановил себя и телегу около таможенников, которые подпирали городские ворота.
- Опять, Боска, контрабанду везешь? - спросил левый таможенник.
- Опять, архаровец, опять я вас дурю.
- Будем обыскивать!
- Валяйте!
Только тут я понял, что не взял в свой путь никаких документов подтверждающих мою личность, но на меня архаровцы не обратили ни малейшего внимания, они целиком погрузились в досмотр: тщательно обыскали телегу, лошадь и даже сбрую Пепе, провели досмотр и самого старика. Причем, телега и находящаяся в ней солома были просеяны буквально через сито, но ничего входящего в список запрещённых к вывозу товаров архаровцы не обнаружили.
- Повезло тебе в этот раз! - сказал уже правый, умаявшийся от трудов праведных, таможенник.
- А мне всегда по жизни везёт! - объявил старик, залезая на телегу и хлопая поводьями по крупу Пепе.
- Ну, ведь вывозишь же что-то? - восхищенно спросил левый таможенник.
- А как же, ясное дело, вывожу - телегу с жеребцом, победителем скачек позапрошлого десятилетия…
Я тоже забрался на солому, которая была весьма кстати: телегу изготовили для перевозки груза и совсем не предназначили для удобств пассажиров – никаких мягких кресел или простого матраса, одни доски да брусья, хотя время и отполировала их до гладкости, но отнюдь не сделало мягче. Таким образом, моему мягкому месту солома очень пришлась к месту (каламбурю мальца). Когда мы отъехали от ворот на приличное расстояние, такое приличное, что ни одни даже самые чуткие вражеские уши не могли бы разобрать слов нашей беседы, я осмелился спросить:
- А за что, Валенсио, вас на таможне так не любят?
- А за то, что я их дурю.
- Выходит, вы контрабандист?
- Закоренелый и идейный. Любые таможенные платежи – это просто грабёж среди бела дня!
- Так ничего же не нашли? Что же вы контрабандите?
- И никогда не найдут, сейчас-то действительно телега пустая, а вот когда обратно от лупоглазиков поеду, там будут цветные экраны, нелицензионные, конечно. У тебя вот дома какой стоит?
- На лицензионный денег нет… - признался я.
- Значит, я его в город привёз в своё время.
- Спасибо за труды, облегчающие нам, бедным запускателям змеев, жизнь!
- Всегда, пожалуйста! - рассмеялся дед. - А вот помню в молодости, я ещё чёрно-белые экраны возил, а до этого просто звуковые ящики с цветными лампочками, по ним изображение не видно было, только музыку передавали, да цветные огоньки в такт мигали. Прогресс, однако!
- У родителей помню, был такой ящик, но когда… когда их в горячей точке убили… короче, продал я его на барахолке, а деньги проел.
- Конфликт на западной границе? – Валенсио сразу понял, про какие годы я говорю, по моим прослезившимся глазам и неровному голосу.
- Да, второй.
- А я ещё первый помню, там сопредельная сторона столбы ночью на метр передвинула, ну а наши утром заметили, и пошла массовка, сначала без оружия, просто стенка на стенку, потом с кастетами, ну а потом все виды вооружений, даже медвежьи капканы стали применять, это против разведчиков или дозоров хорошо - цап - и нет ноги. Потом-то их запретили конвенцией вместе с химией.
- Говорят, у нас ещё запасы есть.
- А как же без запасов, а ну если ворог свои использует, что тогда? Галошами спагетти жрать? Шалишь брат, арсенальчик всегда должен быть полнёхонек.
- Валенсио, если не секрет, на что же вы у лупоглазиков будете цветные экраны выменивать? – любопытная у меня душа.
- Коммерческая тайна, Боцман, но тебе как тоже человеку в некотором роде тоже вне закона скажу: на помёт ползунков, - дед при этом перешёл на шёпот. - Только ты об этом никому!
- Могила!
- А что, молодёжь, скоро ли революцию организовывать будете?
- Это, конечно, военная тайна, но вам, по большому секрету, скажу: очень скоро.
- И правильно, пора королеву будить, а магистра наоборот того - в вечный сон. Ты, кстати, думаешь, небось, что лицензионные экраны от нелицензионных только ценой и отличаются?
- А что ещё чем-то что ли? Я глядел, изображение такое же, никаких потерь качества! – изумился я.
- А то! Какие уж там потери… одни прибыли, особенно для нас, контрабандистов, к тому же необлагаемые налогом.
Молчу, впитываю, чую, что главное впереди.
- Только есть и принципиальная разница, или как говаривали в пору моей молодости: капитальная. Системки одной у нелицензионных не хватает, системки маленькой, да шустрой. Она не простое изображение на экран выводит, а с добавками, а добавки не простые, там всё патока идет, про кисельные реки, да шоколадные берега, да и особливо про то, что магистр добрейший души человек и вестимо лучший правитель всех времен и народов, и что королеву будить не надо, и что серый цвет – лучший из палитры, и что ползунки – вражье семя, да много чего ещё вещает лицензионный ящик, да не на прямую, а исподволь, так, что и не заметишь, как в твою головушку это пойло напихали по самое «не балуй».
- Ну! – не поверил я.
- Ты Пепе не понукай, он везет, как может. И на меня лупоглазиться не надо, видал я таких лупоглазых - не счесть, вникай лучше, да разумей, извилинами шевели, а то впадешь в маразм и будет тебе на старости лет скучно и одиноко. Раз говорю: вещают! Значит вещают. А на нелицензионных экранах такой системки нет, поэтому их для головы смотреть, конечно, не полезней, но легче. Хотя дуроскопы они и есть дуроскопы.
- Чего?
- Дуроскопы, у тебя дома тоже дуроскоп стоит. Пусть и не лицензионный, пусть он и не призывает тебя быть послушным подданным "свободного" города Рима под предводительством "всенародно избранного" магистра, но и по нему в основном муть передают и дурость, для мутных людишек и дураков вроде тебя. Которые плодят потом таких же дураков. Замкнутый круг, едрёна кочерышка! Если смотришь дуроскоп, как тебя назвать?
- Ну…
- Не нукай! Пепе и так бежит резво, к тому же ему повезло, твоего лепета он не слышит. Все твои аргументы наперёд знаю, и про полезные передачи и про красотень цветную, которую в жизни не увидишь, потому что, видите ли, секрет цветных красок кое-кто спрятал надежно, и про многое чего другое, что с твоего языка слететь хочется. Только кого ты, дурачина, защищаешь, а? Ладно, положим те, кто в лицензионные дуроскопы глаза пялит уже и за мысли и слова свои не отвечают, что увидят – то и хорошо, то и правильно. А ты, смотришь без скрытого вещания, и что? Думаешь… думаешь… думаешь… сам, али как? Включил экран и не оторвешь ведь. Да, новости пропускаешь, да официальные передачи тоже из своей личной программы вымарываешь, считаешь себя необычным, на той стороне, а всё же жмёшь на кнопку и налог платишь, ну и кто ты после этого? Хе-хе! Только не квакай, Пепе не любит лягушек. Да ты и не лягушка, скорее рыбка – до того тебя в аквариум замуровали, с твоего, между прочим, молчаливого согласия. Тогда оно было просто молчаливым, а потом тебе ротик-то и заштопали, чтобы никакой отсебятины в муть вокруг не приносил. Слезть хочешь, пешочком пройтись захотелось?
- Да я посижу, Валенсио, так быстрее.
- А… лень в жилу пошла. Пусть так, сиди, слушай, денег за разговоры не возьму. Сейчас ты мне пригодишься, молодой человек, дерьмо поможешь грузить.
- Фи! – возмутилась одна дородная особа, в обгоняющей нас карете. – Мужлан! Надо говорить не дерьмо, а фекалии!
- Для вас, может, ползунки и фекалии производят, а для меня самое настоящее дерьмо.
- Да ещё фекалии ползунков, кошмар, чем только всякая рвань ни занимается! Адольф, ты это слышишь?
Но слышит или нет свою матрону Адольф, мы с Валенсио так и не выяснили – карета умчалась вперед, а Пепе свернул к постоялому двору. Там нас ждало… дерьмо. Почти полную телегу я накидал – и как это я раньше не замечал, что ползунки такие засранцы?
- Да срут они много! Хе-хе, места надо знать, - Валенсио закурил трубку. Я стал умываться, долго и тщательно.
- Продолжаем разговор! – Боска был явно рад тому обстоятельству, что не один везет дерь… не один занимается контрабандой. – На чем мы там бишь остановились?
- На лягушках.
- Тема зелёная и скользкая, не боишься, что на бал не возьмут? По глазам вижу, не боишься. Ладно, покалякаем о более важном, хотя трудно представить, например, для Пепе тему более важную, чем лягушки, пожалуй, только овес его волнует больше. А овес – это пища, примерно такая же пища, как та, что ты лопаешь из дуроскопа. А кто-то тебе её скармливает. Ты ещё пока выбираешь, а большинство жрёт то, что дают.
В таких противозаконных беседах прошла вся дорога до места обитания лупоглазиков…
|
Copyright © 2000-2020
Сергей Семёркин