|
Исчезающая Лизз
Часть 1. Прощание с мажором
- А, это ты, мажор, привет! – кинула она ему хлесткое, как удар плетью, приветствие.
- Здравствуй. А почему ты решила, что я мажор? – спросил Арсен, присаживаясь на песок рядом с объектом своих вожделений, стараясь не показать в голосе ту бурю чувств, что клокотала в его душе.
- Всё на самом деле очень просто. Тебе около семнадцати лет…
- Скоро будет восемнадцать.
- Значит, я угадала. Так вот, в семнадцать лет невозможно ни честно самостоятельно заработать на "Ферарри", тем более на такую модель, также невозможно это сделать и обходя закон, что бы ни говорила реклама игры на бирже и продажи наркотиков детям. А это значит, что у тебя богатые родители, вот тебе и се ля ви - ты просто мажор. Я не вкладываю в это слово никакого негативного смысла. Вот я порой выгляжу как прожженная неформалка и совершенно не обижаюсь, когда меня так называют, хотя и не являюсь сторонницей этой м-м-м… субкультуры. Хотя, точнее это стадо. Очень трудно не принадлежать к какому-нибудь стаду. Порой мне кажется, что мне удается принадлежать к такому стаду, которое не принадлежит… м-м-м…
Она приподнялась на локтях, посмотрела на Арсена из под совершенно непрозрачных для него зеркальных очков и стала стряхивать песчинки со своей правой груди.
- Ты этого не одобряешь?
- …не одобряю что? – даже предварительно облизанные губы Арсена плохо выговаривали отдельные слова.
- Когда девушка загорает топлесс?
- Ну…
- Понятно, мусульманское воспитание мешает тебе на все сто процентов насладиться этим… согласись, потрясающим зрелищем… - она приложила свой указательный палец к губам Арсена и тихо прошипела: - Т-с-с, я опять ничего обидного для тебя не сказала. Я ничего не имею против мусульман и Корана. Но, вам нельзя уйти в монастырь от всех этих гнусностей, – она затеребила свой сосок пальцем, который только что касался его губ. – Тяжело глядеть спокойно на такое. Хочется спрятаться за толстыми стенами и не видеть соблазнов от шайтана, однако этого делать нельзя. Приходится со всей этой порнографией рядом жить и бороться. Ты борешься?
- Я…
- Всё ясно: ты проиграл это сражение, но надеешься не проиграть всей войны.
Она перевернулась на спину и… Арсен понял, что он действительно проиграл это сражения и не сможет ни уйти в монастырь, ни вообще уйти куда-либо отсюда.
- Может, искупаемся? – предложил он, надо было охладиться.
- Чуть погодя. Ты искал меня на этой косе?
- Нет…
- На этой косе не искал, или вообще не искал?
- Да.
Она засмеялась.
- Ты всегда так односложно отвечаешь?
- Нет… - только и смог сказать Арсен и стал краснеть из-за осознания собственной тупости. А ведь он до этого никогда не стремался в подобных ситуациях.
- Ладно, спрашивай…
- Что?
- Да что хочешь. Ты же меня искал, значит я тебе нужна, а раз я тебе нужна, то ты меня о чем-то хочешь спросить или просто хочешь меня… Но лучше пока спроси о чем-нибудь...
- Зачем ты приехала в Арсению?
- Конкретно, сразу о главном. Я приехала за травой, у вас тут растет потрясающая трава, наберу вот полный рюкзак и махну к друзьям-дельфинам. А траву подарю своим друзьям-яхтсменам. Я сама тоже покуриваю, но делаю это редко и только в хорошей компании.
- А я хорошая компания?
- Пока не знаю… догоняй! – она мгновенно вскочила и, сверкая пятками, понеслась к воде.
Арсен неплохо плавал, но догнать до сих пор непредставившуюся ему девушку так и не смог. И фора в виде времени, потраченным молодым человеком на раздевание, тут совсем не играет роли. Он и на обратном заплыве к берегу проиграл.
Гипотетический речь Арсена перед гипотетическим психоаналитиком
- Я люблю свою маму. Иногда я называю её мамуля. Но чаще мать, это про себя, а при личном с ней общении - мам. Но я не уважаю её. Совсем. Попробую объяснить. Вот обед идет. Родители, дяди и тети, а также все мои любимые и не любимые братья и сестры покушали, поели, пожрали – без разницы как называть. Короче, насытились. И мать меня спрашивает: каких вкусняшек приготовить? Я у нее любимый сыночек. Представляете? Сразу после сытного обеда она интересуется у меня, что я буду кушать, есть, жрать на ужин. Вы, может быть, решите, что я зажрался, но меня это жутко раздражает. В такие моменты я её ненавижу просто. Ну, какая мне разница, что я буду есть на ужин. Будет ли на столе фуагра, шашлык из барашка или устрицы. Мне до этого просто по… – пип [вырезано цензурой гипотетического психоаналитика]. Но нельзя же матери сказать такое? По нормам этикета надо ответить. Но это будет ложь. Я не могу вот по таким мелочам врать. Я ничего не могу сказать, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Поэтому говорю, что мне все равно. Но у матери же пунктик, она составляет меню. Это же важно. А тут я говорю "все равно". Естественно, она взвивается, точнее она начинает долдонить, капать на мозги… просто выяснять подробно: чего я хочу. Я нервничаю и начинаю гневаться и орать на нею. Потом прощу прощения за грубость. А она не такая отходчивая и долго ещё со мной не разговаривает… Или возьмем её золото. Она обожает золото и покупает его тоннами. Причем дешевое золото, турецкое, знаете такое рыжеватое, его сразу можно отличить. Покупала бы благородное, дорогое, бывает такое белое, то ли с платиной то ли еще с какой добавкой – я не разбираюсь в драгметаллах – но бывает такое белое. А она обвешается цепями, кольцами, браслетами и еще черт знает чем и всё из этого дешевой турецкой рыжухи. Тошнит меня от этого. А еще она постоянно спрашивает меня, куда я иду. Типа заботится. Но ей все равно, куда я иду, она даже и не слушает, что я отвечаю. Ей важно именно спросить. Показать, что ей не все равно, куда я иду. Да много я еще чего про мать такого рассказать могу. Меня часто от неё тошнит. Я её не уважаю, ничуть не уважаю. Но люблю. Действительно, люблю, когда не вижу. И глотку за неё любому порву! А вот как она меня начнет доставать – снова тошно становится. Не могу объяснить лучше. Я не могу быть её примерным сыном, хоть режьте меня на ленточки от бескозырок!
- …? – вопрос гипотетического психоаналитика.
- Нет, убить я её не хочу. Но довольно часто мысленно посылаю на – пип [и снова не дремлет око цензуры].
Арсену было плохо, очень плохо было. Хорошо ещё, что его спас ангел хранитель в виде целого бескрылого Вована. Взял за шкирку, посадил в свой "Макларен" и увез из Ак-Куя – города контрастов, города разврата и порока и города больших возможностей (клише ещё много, всех не перечислишь). По пути они не разговаривали. Лишь купили пива, тёмного, много. От шоссе до пляжа шли пешком. Тоже молча. Потом сели на песок и стали пить. Молча. После второй банки Вова сказал:
- Ты читал "Над пропастью во ржи"?
Арсен отрицательно помотал головой.
- В двух словах, там Сэлинджер описал парня, которому нечего делать, он скучает и меняет разные виды скуки, как перчатки. То есть вся повесть – это, по сути, пересказ настроений главного героя. Но у парня есть мечта: валяться во ржи и наблюдать за ребятишками, чтобы те не свалились в пропасть. Возможно, я иногда воплощаю эту мечту в жизнь. Ну, вот сейчас я сижу с тобой и хлебаю не самое лучшее пиво на побережье, вместо того, чтобы тусоваться с финансовыми тузами и политически важными фигурами, делать деньги, или трахать очередную соску. А есть ли у тебя мечта, которая не зависит от того – влюблен ли ты или нет, голодно ли тебе или ты плаваешь в мультяшном наркотическом бреду, а?
- Не знаю.
- Вот это не есть гуд…
Вован еще долго о чем-то говорил, но Арсен не слышал слов, ему не нужны были слова, ему нужно было только то, что Вова говорит, говорит ему. И пиво. Пиво и монолог Вовы – вот всё, что нужно было сейчас Арсену. Ему, конечно, больше жизни нужна была Лизз, но её не могло быть на этом пляже никак, точнее с Арсеном на этом пляже её не могло быть никак... или с ними её не могло быть… мир немного закружился и запутался, а Арсен стал отмокать, от пива, от дружеского монолога Вовы, он потихоньку стал выползать из пропасти тьмы к свету, маленькими такими поползновениями выбираться из мглы сначала к серому, а потом и к белому окружению. Еще не всё было потеряно для него.
На обратном пути Вован показал Арсену пару штучек, которые можно было сделать только на "Макларене" и на хорошем асфальте – для этого вполне подошла президентская трасса. За такие финты их прижали сотрудники ДПС (не посмотрели на номера "Макларена"). Объяснили свое поведение просто: "Он едет". И попросили документы. Обозрев права Вовы и фотку за обложкой паспорта, где Арсена обнимал сам Он (тот самый Он, который проехал мимо в кортеже с мигалками), работники жезла и радара решили, что всё адекватно и не надо себе искать приключений на задницы, и никакие намеки на штраф, на запах пива, на кульбиты по президентскому шоссе не были обозначены в протоколе, да и сам он не составлялся. "Макларен" отпустили с миром, естественно, после того, как проехала кавалькада с Ним.
Черное море
На небе только и разговоров что о море.
"Достучаться до небес"
Первый раз Арсен участвовал в поездке автостопом. До этого момента сам факт езды на чужой машине, да тем более на чужой машине незнакомого человека казался ему бессмысленным и даже в чем-то порочным. Но после того, как он провел на трассе с Лизз не один день, автостоп в его табели о рангах сместился из негативной области в область чудачества. В первый раз он ехал на "Камазе", этот чудо-грузовик показался ему настоящей стиральной машиной - так в нем трясло пассажиров и перемешивало и очищало от какой-то наносной цивилизационной шелухи. Но его перемешивало с Лизз и он готов был петь дифирамбы водителю "Камаза", а также конструктору, который позаботился о чем угодно, но только не о комфорте в кабинах этих грузовиках. Поскольку родители лишили его карманных денег, и таким образом не профинансировали его поездку, он первый раз в жизни ел за чужой счет. Еще больше ударяло по его самолюбию то обстоятельство, что это был счет девушки. Жить за счет представительницы слабого пола! - да такое в голову ему не могло придти еще месяц назад. Но это был счет Лизз, и это проливало бальзам на истыканное стрелками Амура сердце Арсена. Также в первый раз он ночевал на вписке (дом каких-то знакомых друзей, которые были знакомыми друзьями знакомых друзей Лизз – так, по крайней мере, выглядел со стороны процесс установления общих знакомых за ужином). На ужин были только ворованные фрукты, и честно купленный хлеб и дешевый портвейн. В первый раз за много лет Арсен ни разу толком не поел за целый день – завтрак, обед и ужин без мяса! Он много ещё чего делал в эту поездку первый раз. Он даже попал на фото для журнала, его сняла Лизз, то есть его первый раз сняли для журнала. В оранжевом рюкзачке прятался просто огромный профессиональный фотоаппарат – Кенон первой серии, полноформатный, а Лизз знали где-то за границей, как начинающего и перспективного фотохудожника. На фото попал не весь Арсен, а только его торс и рука, в замахе направленная к закатному солнцу, вся композиция была выдержана в стиле фильмов Лени Рифеншталь, только без всего, что связано с нацизмом.
Когда у Лизз кончились деньги, а гонорар за свежие фотки завис где-то в цивильных банках (которые были слишком далеки от пляжей Черного моря, чтобы можно было как-то оперативно выяснить, где и как именно застряла валюта), парочка молодых и загорелых стала катать на пляжах. То есть зарабатывать преферансом. Лизз разводила лохов, а Арсен обеспечивал прикрытие. Первый раз он дрался на территории, где его крыша ему никак не могла помочь. Неделю они жили в сараюшке (других свободных мест на вписке не было) без горячей води, телевизора, телефона, компьютера, и других прелестей современной цивилизации, без коих совсем недавно Арсен жизнь себе не мог представить. Теперь он её без них представлял очень даже хорошо. Впрочем, он мог жить без чего угодно, лишь бы не без Лизз.
Но и она причиняла невзаимновлюбленному боль. Делала она это не специально, только тогда, когда крутила "курортные романы", редко длящиеся дольше одной ночи. Почему-то она всегда выбирала каких-то уродов, тупых кретинов и ублюдков. Конечно, Арсен понимал, что эти "уроды, тупые кретины и ублюдки" являются таковыми только в его воображении, но легче от этого осознания всё равно не становилась, а даже становилось ещё тяжелее. Но он готов был терпеть и это лишь бы быть рядом, рядом с любимой.
Тьма надвинулась со стороны Черного моря. Арсен не читал Булгакова, он его проходил по литературе, а это две большие разницы. А вот тьма – она всегда тьма.
Жак нарисовался в вечерней прохладе на пляже, где Лизз разводила очередных обремененных лишними деньгами курортников. Он сразу не понравился Арсену, не понравился всем: и дорогим белым костюмом и светлыми волосами, и перстнем с бриллиантом - короче это была угроза, которую влюбленный молодой человек почувствовал всеми фибрами своей мучающейся души (если бы он еще знал что такое фибры).
Очень быстро Жак и Лизз нашли точки соприкосновения и договорились о совместном отдыхе в казино Жака – вот ведь черт! – у него своё казино. А дальше всё было просто: Арсен напивался в казино, а Лизз зажигала с Жаком. Лобзик выпиливал по Арсюшиному сердцу причудливые узоры (Кафку он тоже не читал и даже не проходил), смыть которые алкоголь не мог даже в своих самых смелых алкогольных мечтах. Потом началось стробирование: это когда свет то включается, то выключается, а звук замедляется и временами вообще пропадает. В одно из светлых мгновений Арсен увидел следующее: Лизз разбивает бутылку и розочкой отмахивается от двух "слонов" Жака.
- Я пришла со своим другом и с ним же уйду! – донеслось до него откуда-то издалека.
Арсен честно попытался влезть в разборку, но опоздал. Двое «слонов» же зажимали глубокие раны, Жак отсвечивал белее своего белого костюма, а Лизз… Лизз была прекрасна, как может быть прекрасна возлюбленная Валькирия в порыве страсти… Арсен не мог сформулировать дальше, потому что его утянули и он долго бежал по песку в темноте.
- Здесь заночуем! – сказала Лизз, и они укрылись от ливня под перевернутой лодкой.
Момент, когда вода обрушилась с небес, Арсен пропустил, но разве это важно? Важно, что они вдвоем под лодкой! А в остальном мире – хоть потоп!
Но после радости всегда следует печаль. Закон жизни такой, он всеобъемлющ, как закон всемирного тяготения. И очень скоро Лизз исчезла. Исчезла совсем…
Маленький белый квадратик, обнаруженный в шортах – вот оно, спасение! Дрожащей рукой Арсен развернул листок, там была лишь одна фраза:
В нашем обществе всякий, кто не плачет на похоронах своей матери, рискует быть приговоренным к смертной казни. (Камю)
Прощай! (Лизз)
И всё. Зачем она взяла своё имя в скобки? Черт, глупые вопросы лезли в абсолютно пустую голову Арсена. И самое главное в записке не было ни единого слова о них, о возможности монтировки из двух отдельных и потому не полных человек одной самодостаточной пары. Это был даже не крах всего, это было стирание, уничтожение всего, превращение Всего в Ничто, процесс антисоздания Вселенной отдельно взятого человека. Гм, да он чуть не сдох, когда прочитал эти две строчки… Камю ещё какой-то! Зачем Камю? И при чём здесь мать?
Эпилог
Семья в полном составе, при полном параде, слуги в огромном доме стоят на вытяжку. В гостях президент Арсении Абак Миннибаев. Праздничный стол ломится от жареных козлят, дичи (один фазан чего стоит), привезенной с севера оленины, устриц, чёрной икры и прочих деликатесов, запеченный молочный поросенок даже присутствует (ну кто обращает внимание на догматы про свинину, когда уважаемые люди хотят покушать)… в общем, этими яствами можно прокормить голодающих в какой-нибудь африканской стране, но этот центнер жратвы никогда не увидят голодающие в Африке. В процессе пожирания и выпивания захмелевший хозяин целой республики увидел, что в его недатском королевстве случился не порядок – Арсен печален до худобы и бледноты. Щедрый бай решает решить проблемы молодого человека. Арсен поясняет, что печален он оттого, что не может найти девушку… президент хохочет от такой мизерабельной сложности. Он набирает главу КГБ (в Арсении сохранилось настоящее КГБ, а ФСБ как-то не прижилось):
- Салям алейкум, Рашид! Знаю, что твои орлы высоко сидят, далеко глядят, любого террориста выкупают, когда он ещё только хочет пересечь нашу границу…
- …
- …пусть отвлекутся от серьёзных дел и найдут одну девушку, мой помощник сейчас привезёт фото (Арсен поделился с дядей единственным и очень дорогим для себя полароидным снимком, где они вдвоем с Лизз, других фоток оранжевой девушки у него не было).
- …
- Не надо её задерживать и руки выкручивать, ей надо ласково нашептать, что её ждет мой племянник Арсен. Так ждёт, что сгорает от любви, а зачем ему сгорать, он же не факел нефтяной?
- …
- …и жду тебя на охоту в субботу! В бане такие длинноногие газели будут – вах! Явка обязательна!
- …
Далее снова был обед, а на следующей день из КГБ приехал целый полковник, который вернул снимок Лизз и доложил, что меченосцы не нашли Лизз на территории Арсении и соседних регионов России.
Не хотелось, но пришлось. Арсен снова обратился к Вовану с просьбой найти оранжевую девушку. Он просчитал, что Вован как-то связан с ней, потому что иначе нельзя было объяснить, как он мог в первый раз так быстро вычислить местопребывание настолько независимой личности, как Лизз.
Вован как-то сумрачно посмотрел на влюбленного-и-мучающегося и сказал, как приказал:
- Пиши расписку: я, такой-то, такой-то, должен Владимиру Дубовицкому двести тысяч долларов, которые проиграл 21 сентября сего года в карточную игру "Блек Джек", далее ставь сегодняшнее число, и не забудь расписаться. Ну, чего на меня уставился? Пиши!
Арсен попал под холодный душ. Он не ожидал такого от своего друга, точнее он думал, что Вован ему друг… а теперь… он взял чистый лист бумаги и слегка дрожащей рукой написал расписку. Вован сцапал эти потенциальные двести тысяч долларов (а отец Арсена оплатили бы эту бумагу, жутко ругался бы, но оплатил), проверил всё ли правильно и вернул всего один лист бумаги, равный двумстам тысячам убитых зеленых енотов Арсену.
- Это был тест на серьезность твоих намерений. А ты, наверное, подумал, что Вован скурвился? Вот что любовь с человеком делает… - перст указующий нацелился на грудь Арсена и тому стало стыдно. – Ну, чего ты на эту бумажку вылупился? Устрой ей кремацию!
Арсен поджог расписку и бросил в золотую пепельницу.
- Ладно, скажу тебе, где Лизз… но это в последний раз!
- Хорошо, хорошо!
- Она в Казань поехала… точного адреса, где она там впишется я, разумеется, не знаю - это же Лизз.
Не успел Вован договорить, как Арсен уже вылетел из его кабинета, находящегося в самом сердце золотой пирамиды клуба "Улет".
Прошел год. Арсен не нашел Лизз, зато нашел казанского писателя-прозаяка в лице меня, которому и поведал эту душещипательную историю. Все факты до слова "эпилог" мной переработаны, фамилии физических и юридических лиц, а также географические названия - изменены, так что любое совпадение с действительностью прошу считать глупой случайностью, маразмом автора, и тем и другим в совокупности, или еще какой-нибудь отмазкой от термина "правда", короче, в суд на меня подавать бесполезно, я скажу, что это был литературный вымысел глубоко сумасшедшего человека или просто порождение муз, а эти барышни по определению не отвечают за свои и не свои слова.
Но… очень краткое и ёмкое слово. Лизз не настолько пропала, чтобы мы с ней ещё раз не встретились…
=>>>Вперед, в поисках исчезающей Лизз...
<<<на Повести
|
