|
Когда факс приходит не вовремя
приходит
Играли на два стола. На первом: СБ (Сергей Борисович) - наш человек в службе безопасности одной корпорации; Алик - занимается очень разным, а его папа в свое время перевел Гарсия Маркеса, те самые 100 лет единения с самим собой, а ему заявили: какой-такой маркес-шмаркес, а некоторое время спустя этот никому не известный в татарском издательстве шмаркес получил нобелевку; Паша - пил с нобелевским лауреатом да и сам кое что в ЯМР и прочих умностях физики понимает; и ПЖП (представитель желтой прессы) - знаменит тем, что может про всех написать хорошо в одной статье; на втором: профессор - больше всех знает про преферанс, можно даже сказать: знает всё, посему может научить всех, даже свою маму, и таки учит; семья - мама и сын (младший, по отношению к вышеупомянутому профессору); и я - мелкий злодей, если учесть, что профессор также принадлежал к семье, то становится ясно, что мне приходилось туго. Поскольку клуб был закрытым и позиционировался для отдыха, а не для обогащения, то профи, то есть те, кто умеет чесать, передергивать и крапить - в заведение не допускались. Игра была честной, по сему дилетантской, с точки зрения шулеров, и нормальной - для большинства граждан, тосующих колоды. И всё было тихо-благородно (то есть с шумом и водкой) пока не началось неожиданное. В дверь позвонили и…
- Кажется, это к тебе, - сказал Профессор (который и пошел открывать, потому что сидел на прикупе во время звонка). - Какие-то две старушки ищут девушку со светлыми волосами.
- Гм... - я размышлял на тему: почему мизер настолько нерешительно стучится в дверь ко мне... старушки... девушка... девушка. - Я буквально на бишь секунд.
- Перерыв, - объявили на нашем столе и употребляющая часть контингента (профессор) пошел к столу с напитками и закусками, Саша мог пиво тянуть и прямо за преферансным столом, а Лидия Александровна алкоголь не жаловала, поэтому ткнулась в бутылку к сыну чашкой и сказала: - Плесни, чуток.
Саша заботился о здоровье матери и долго сопротивлялся и не наливал. Но потом опыт и уговоры подействовали. Для тех кто не в теме: мама заботилась о том, чтобы дети пили меньше и даже иногда уменьшала их дозу за счет своей (обычно ни-ни). Но старшего ограничить было сложно (слишком много водки пришлось бы выпить), ну а на младшего пока еще можно было и вербально подействовать.
Старушек я нагнал на лестнице, они уже успели спуститься на половину пролета, видимо, отчаялись найти среди преферансистов девушку со светлыми волосами. Вообще-то мы свои заседания проводим по пятницам в одном доме в центре, но сегодня заседание было выездным (о причинах умолчу), посему играли в ничем не примечательной квартире, однако в ней нашлось пару столов и необходимое количество стульев - это ее оправдало (антикварный преферансный столик с зеленым сукном остался в "главном штабе").
- Доброй ночи, сударыни. Вы, кажется, интересовались девушкой со светлыми волосами?
- Да, - четыре глаза послали в мою сторону надежду.
- А что случилось?
- Пропала.
- А я совершенно не случайно работаю в …(очень похоже на угр) …озыске.
-... - восторги.
- Так, так, так, - записываю приметы и вникаю в ситуацию. Обещаю помочь. Поднимаюсь. Меня нагоняет вопрос:
- А кого в МУРе спросить?
- Капитана Канта, как кантата, только без та.
- Какая образованная милиция пошла... - слышится мне в след.
Дальнейшие поиски привели к неутешительному. Почувствовал: надо подняться на последний этаж. Там, на площадке я ее и нашел. Действительно по другом и не скажешь: девушка со светлыми волосами. Сидит, но уже не здесь. Рядом шприц, прочие причиндалы. Чем я тут мог помочь, только шейку юную свернуть, чтобы умерла в наслаждении. Но не будем озвучивать кантату без та. Потому что не гуманен и не милостив. Обойдусь без творения блага. Чапаю вниз, к картам.
Да так могло бы быть. Только наверху я ее не нашел. Пришлось спускаться вниз. А около подъезда в час ночной глубинный от безделья маялась группа подростков. Они-то и ответили на нужные вопросы. Не сразу, конечно, сначала пришлось убедить их в том, что я не мент какой-нибудь, а самый настоящий торговец наркотиками и мне тут одна местная пассажирка (все мы пассажиры на шарике) денег должна.
- Да не может быть! Да она не на игле! - начали возражать юноши и особенно девушки (потому что юноши больше молчали, готовились, видимо, к драке).
- Но денег-то должна, - на всякий аргумент найдется свой контраргумент.
Вот тут и пришла пора молодежи злорадствовать надо мной:
- Типа, обломись, она уехала стопом в Уфу.
- А с кем?
- С басистом из... - название группы на английском (ну, разумеется, русских слов уже не хватает, это понятно).
И несолоно хлебавши я почапал вверх, к картишкам.
Да, в Уфу, автостопом - весьма понятно и реалистично, но на самом деле всё было не так. Потому что ни на верху, ни внизу я самой девчонки или ее следов не обнаружил. Может она и не кололась, может, и не уехала с басистом. Может, с папиком каким-нибудь на Шиншиллы улетела. Чем не вариант? Впрочем, правды я никогда не узнаю. Не интересно. Какой бы вариант ни был - я его могу представить. А вот если бы она попала в Изумрудный город, тогда да. Тогда бы я оторвался от карточного стола. А в реальности я ответил просто:
- Да я лучше выпью.
И пошел с профессором опустошать рюмашки. Согласитесь, лучок, сало, чеснок, черный хлеб, майонез и пельмени лучше смазать пятьюдесятью граммами водки. Лучше чем что? Лучше, чем не смазать. Так что старушки, ищущие девушку со светлыми волосами, остались не обелеченными. И пусть орешек тайны останется целым. Ум-м-м... как тепло стало в желудке.
- К барьеру! - позвала труба.
Две сыгранный пули отозвались в бюджете пополнением - я поднял со стола 1400 вистов с копейками. У нас ставки не очень большие, чтобы разориться, но и не настолько маленькие, чтобы хулиганить. Обычно играем не очень много: две пули, реже три или одну.
- Вот пуля пролетела и ага... - неслось из динамиков. На радио поставили ретро. Уважили. Да, видимо, старею. Несколько съеденных пельменей, майонез, чеснок, хлеб и водка перевесили тайну девушки и двух старушек. Закроем тему - Ом!
С очередным продавцом полосатости не разговариваю, чтобы не дышать чесноком в его сторону -водка-то выветрилась и из дыхания, и из крови, а вот чеснок он цепкий, его только время лечит, ну, может, еще и смерть. Пахнет ли от покойников чесноком? Лучше освещу ситуация "наши-ваши" на шоссе: Я виноват, ему денег на работе не платят, посему просто протягиваю бумажку шириною 66.6 миллиметров и на закон закрывают глаза. Три шестерки обвешивают фемиду. И ага…
Откручиваю голову у тела. Голова - это колпачок. Тело - тюбик. Содержимое, мне в данное время нужное - зубная паста. Из отверстия надувается сантиметровый ... не мыльный, а зубнопастовый пузырек. На тонких бочках его играется радуга. Я дую - он отправляется в полет до ущелья - раковины. Плюхается и растекается незаметной слизью (даже на капельку не хватает его вещественности). Такая вот краткая история. Не жизни миг, а существования секунда. Не одушевлен, лишь овеществлен. Смотрю в зеркало. Там мелкий злодей начинает чистить зубы.
Было время, когда я обладал просто немереной идеалистичностью (или идеализмом, но мне как-то хочется обладать женским, а не мужским). Когда убили Борьку, я решил бросить все силы и ресурсы, чтобы наказать убийц. Первый развед-анализ не дал результатов. И я решил глобально: потрачу всё, и быть может умру, но достану гадов. Вызрел план тотальный: все, кому было выгодно мое устранение попали в черный список (ну не белый же у злодея на столе должен лежать). Все эти люди должны получить одно и то же сообщение: или называешь, кто заказал, или будешь заказан. Понятно, что легче скинуться и замочить мелкого злодея, чем "терять лицо", "идти на поводу у шантажа" и прочие табуированные позы приличного светского общества. А многие бы просто отмахнулись, мол, у нас охрана, а тут козявка говорит "бу" - не страшно. И тогда мне стал нужен профи. И пути дороженьки вывели меня на Шмеля. Он мог устранить всех. А я готов был отдать все свои деньги, чтобы Шмель устранил всех. Но не пришлось. До меня дошла вполне достоверная инфа, что человек, который желал моей смерти и пытался ее воплотить в жизнь (забавный афоризм) - вдруг неожиданно скончался от переизбытка плюмбума в крови (а такое не вылечишь инъекцией инсулина). С тех пор я стал менее верующим в абстрактное (дружба, любовь, родина), но сохранил контакт со Шмелем. Плюс у меня появился один резерв, можно сказать мешочек золотых кружочков, который никакими (никакими доступными человечеству) ниточками нельзя было связать со мной (то есть можно, но без доказательств). У меня не стало врагов, которых надо было бы ликвидировать таким сложным образом. Я - измельчал, бизнес - укрепился, дикая пора закончилась в нашей экономике. Но счет остался и Шмель пережил все зимы.
А если принять лемму: в жизни не бывает ничего случайного, - то выходит, что Борька погиб не просто так, далее цепочка выстраивалась, которая, если ее обдумывать крепко, могла заклинить извилины. Ибо и пузырек зубнопастовый тоже не просто так вылупился. Я сплюнул белую пену - клыки чистые, можно кусать уверенно: микробов жертве в артерии не занесешь.
Я следил за качелями. Это было важно. Жизненно важно. Не потому, что от этого зависела моя жизнь. Скорее, чтобы не быть мелким злодеям хотя бы короткое время. Я не пытался убежать от себя. Это невозможно. Но что зовет морского одинокого волка, что манит, что грезится в далеке? Правильно, маяк. Задающий смысл. Можно тысячу лет бродить по стране вечных сумерек и пить, и жаловаться на судьбу, и голосить проклятья во все стороны, можно изводить себя и других. А можно подпрыгивать, лезть на деревья, карабкаться на скалы, чтобы только дотянуться до луча, луча надежды на исход. И не важно, что будет там, важно, что больше не будет этого шараханья по здесь. Что в моей жизни сейчас могло бы быть таким маяком? Ничего. Почти ничего. Я давно уже понял - то, что делаю, невозможно дальше продолжать. Путь в никуда. Но другие не лучше. Поэтому я оставался в оболочке и совершал привычные телодвижения. Марионетка, осознавшая себя марионеткой и пытающаяся сбежать из кукольного ящика. Это не так просто - если ящик ничем не отличается от сцены или коридора. Куда не поворачивай, всё вечером тебя привычною рукою уложат баиньки. И только осознание - мне надо отсюда сбежать, придавало уверенность: некуда бежать, но хотя бы за спиной чувствуется стена, которой может и не быть (во всяком случае, так иногда кажется). Пожалуй, только глаза Леры давали шанс. Бывают очень острые глаза, обычно они светлые. Два небесно голубых клинка пронзают ваше сердце. Поэты начинают кляксить свои вирши. А у Леры глаза темные, они не разрезают стилетами пространство, они и не притягивают, они скорее такие капельки ничто, в которые проваливаешься и понимаешь - …, но возможно их обладательница не марионетка, а тогда…
А мальчик стал качать сильнее. Девочка притворно испугалась, завизжала и стала умолять: "Тише! Тише!" Мальчишка лишь удвоил усилия. Они играли. Девочка играла в испуг, мальчик - в глухоту. Дети искренне в своей игре. Они живут и играют. Мы, взрослые, играем и только потом живем. Играем в жизнь. Сейчас надо сыграть так, потом по другому, тут сделать паузу, а тут усилить… от акта к акту монолог ведем. Все испортила мама очаровательных существ - она сказала: "пора домой". Почему пора, почему вдруг ей понадобилась домой? Увела детишек. Мама была очень похожа на человека, но я знал - и она марионетка. Однако сцена опустела и мне ровно ничего не оставалась как тоже покинуть ее - все эти качели, песочницы и грибки никак не вязались с сюжетам игры в факс.
А я ведь даже никогда не видел настоящей субмарины. Все только как информация доносится и в мозг впитывается. В реальности - это те самые тонны водоизмещения, десятки метров длинны, размах руля - это же надо ощутить ладонями, а винт? как нарисовать себя и его вместе? И никакого этого громадья в реальности - лишь сообщения: столько-то миль пройдено, столько-то осталось. Как сводки с полей. Но даже комбайна настоящего я не видел… очень давно. Последний раз много-много актов назад.
Пунктир вероятного маршрута черной субмарины стал обрастать плотью реального подводного похода. Похода с грузом. Грузом дорогим и бесполезным в смысле действия. Но ведь мы, люди, так любим себя баловать ненужными - с точки зрения серьезного практицизма - фенечками, рюшечками и прочими финтифлюшками. И когда вырастаем эти прибамбасики становятся только дороже.
Думки растворяются. Офис материализуется. Его разрозненные пазлы собирает одна фигура весьма приятственно округлых форм:
- Машутка, я тебе разве не говорил, что скоро мы будем богатыми?
- Было дело.
- Тогда чего это ты закопалась в своих вырезках?
- Нравиться.
- Ну тогда ладно. Глупостись.
- Что-что?
- Говорю, занимайся глупостью.
- Это не глупость, это...
- Стоп, стоп. стоп! Меня только не втягивай.
- Гав.
- Мур.
- А вот это не глупость?
- Это милая глупость, глупотень. Прелюдия к сексуальным утехам.
- У меня месячные.
- Тогда просто милая глупотень.
И еще одна ничего не решавшая встреча. Просто двое сошлись и тянули время, потому что не могли тянуть нужного кота за хвост.
- Что это ты сделал из меня лесбиянку? - вот так вот после поцелуев и радости от соединения любовников меня подвергли ковровой бомбардировки, а я уже и забыл где я спрятал то химическое оружие, из-за которого меня и вгоняли в каменный век.
- Чего-чего?
- Дал мой телефон какой-то озабоченной. С утра до ночи звонит, объясняется в любви, страстно желает близости и интима, - я начал кое-что припоминать, кажется, оружия у меня не было, зато была нефть. - Или еще хуже звонит и дышит в трубку. С ума можно сойти!
- Да, я виноват, - и просто веду ее под руку дальше, как будто ничего и не было.
- И это всё?!
- А что?
- Вот так использовал меня для получения какой-то глупой справки и смотришь равнодушными глазами?
- Во-первых, глаза мои не равнодушны, они тебя желают, а во-вторых, я тебя не использовал. Ну дал телефон одной розовой по спектру социальному особе. Уселась, понимаешь, каменной задницей на параграфы и никак не хотела подмахнуть один документик. Я и деньги предлагал и обаяние включал - всё мимо. А когда до меня дошло, придумал кавалерийский обходной маневр. А ты зато научилась отшивать поклонниц.
- Значит, еще не кончилось.
- Что не кончилось?
- Твои заморочки. Ты мне сейчас напоминаешь маленького котенка, которого привязали бантиком к миске с кормом, но забыли туда налить молоко. А сливки на полке, высоко…
- Давай я лучше буду звездолетиком, на котором уже написали название: "Надежда", но забыли залить топливо.
- Это всё очень неживое, - она прижалась ко мне. - Почему-то я никак на тебя не могу обидеться. Если бы такое сделал Игорь… но всё-таки обидно.
- Даша, я не взвешивал тебя на весах, что перевесит: нужная мне бумага или ты. Решение было другим. Я выбрал самое простое: дать ей телефон настолько соблазнительной девчонки, чтобы наверняка пробить ее равнодушие. Твой образ всплыл в сознании первым, к тому же и фотка твоя была под рукой - вот она в кармане поближе к достоинству, в бумажнике - видишь, твоя фотка. Я как ее показал, так у нее сразу слюнки потекли. А дальше никаких рефлексий, просто диктую цифры и получаю нужную бумаженцию.
- Я поменяла номер.
- Слабое решение.
- Мне вообще надоели звонки. Все. Даже от тебя.
- А я тебе два дня не звонил. Дела были. Да к тому же я знал, что у тебя сейчас со студентом хорошо. Вот и наслал заклятье - умирающую от похоти лесбиянку. Встряска, шторм, корабль вашего счастья тонет и акула бизнеса хавает тела утонувших и уж конечно, особенно приятно попробовать на зубок холоднокровной рыбе из отряда хрящевых плоть белокурой художницы, ведь такое блюдо так редко встречается в океане.
(Что, волосы Даши были черными? А кому вы верите, мне или своей памяти? Ошибка. Нельзя верить прошлым данным, особенно поступившим извне. Нет, она их не обесцвечивала, если кто не понял.)
А она ничего не сказала. Только в сумасшедших глазах сменились оттенки голубизны. Тогда я куснул ушко и задул теплым шепотом:
- Ты такая своеобразная. Надо же, котенок с бантиком. Если и так… - отстраняюсь. - То он сидит внутри танка. Вам, стервочкам, такие конфетки с начинкой очень нравятся.
А она опять ничего не сказала. Трудно с ней, с ненашей Дашей.
Приходит. Приходит время. Приходит время, когда все летучие эскадроны отправлены во фланговые прорывы, когда все диверсанты снабжены взрывчаткой и ядами и засланы поближе к мостам и колодцам, когда все бумеранги выпущены на волю вместе с каменюками из пращей, когда нетопыренки натасканы на определенный резус-фактор и уже летят по азимуту, когда билеты уже прокомпостированы, а телега еще не тронулась, когда на экзамене ответил и преподаватель думает, чего бы тебе чиркнуть в зачетке. Нету доли на свете белом тяжелее, чем ждать и догонять. Мне догонять никого не надо было, разве что собственную смертушку, а вот ждать... Вроде не так уж много и осталось. Вечер продержаться, ночь простоять, да утро проводить. А организма измочалилась до состояния распада на запчасти. Доколь? И тишина безответная. Пусть мне будет хуже. Беру минералку и выползаю на крышу. Ключи давным-давно добудены, маршрут отработан. Крыша пустынна и потому прелестна. А высота и простор действуют умиротворяюще. Высота охлаждает воспаленный разум, а простор благодушно высасывает гной из души. Как будто в глаза василиска без всякой мысли (задней и передней) смотрю в никуда. Машин вереницы слепят друг дружку фарами, тормозят перед красным, прорываются на желтый, мчат на зеленый. Неон реклам призывных гудит и воздействует на низкие желания иметь больше вещей хороших и разных. Лампочки Эдисона зажигаются во славу всеобщей электофицированной Ильичом России в отдельных квартирах (коммуналок уж не осталось). Людской муравейник не замечает одного отбившегося от стада муравья с характером мелкого злодея, паразита на теле трудового народа, нарыва на… глоточек минералочки, пузырьки несут в пищевод углекислый газ. Город перестраивается, старое ломается и уступает свое место новому. Архитектура эволюционирует и ее творцы смущает умы масс. Чем больше определенным видом теремка удастся умов омрачить, тем больше шансов, что именно такие избушки площади городские и заполонят. Зачем вам колонны дорические, бойтесь окон готических, избегайте лестниц приставных, подальше от планировок типичных, назад к экологичности минуя техногенность, или в другом направлении - от глупых стен к умному дому, постройте элитное гнездо вместе с термитами из касты вечных каменщиков. Пролетая над гнездом кукушки, не забудьте кинуть туда тротиловую шашку, пусть прокашляет своё последние "ку-ку" и умрет довольной. Лучшая реклама московского метрополитена - это кремль этого же городища из красного кирпича, потому что всю многокилометровую стену венчают одинаковые буковки "м". Попробуй - м-м-м - тебе понравится. Привыкнешь и будешь регулярно платить за трафик. Кремль виден не был - мешали еще более элитные чем мой домишки. Но если мысленно их удалить, то вот оно логовище чудища никогда не спящей власти. Власть безголова и потому требует плакатов и идолов и новостей ежедневных про свои ночные бдения. А народ выбирает такую власть, на какую у него хватает средств и энергии, одним нужно многоголовое чудовище, и чтобы головы менялись через определенное количество зим, другим подавай горыныча одноголового, чтобы раз голову посадил на штифт и уж больше никуда. Третьи выбирают компромисс - голова одна, но меняется. Четвертые ждут миссию, который отведет их в правильный заповедник и чтобы там без чудищ микроклимат был, только гурии доступные присутствовали… еще немножко пузырьков глотаю, вместе с окутывающей их водицей и растворенными в ней солями. Как это часто бывает, совершенно бездоказательно количество никчемной глупости перешло в качественный продукт: рецепт счастья для колобков. Нужно взять и разрушить кремль. Тот что так весело светит рубином звезд, что так неистово рвется башнями к звездам иным. Растащить по кирпичику а потом кинуть в огород к соседям или продать как сувениры, что выгоднее, но не так занимательно. Нет, всё это не нужно понимать буквально. Пусть стоит и собирает толпы туристов и прочих бесполезных любопытных особей. Тот кремль, что внутри вас, требует снесения. Причин не объясню. Сначала доверьтесь и сделайте, или не доверяясь сделайте, так сказать вопреки. А потом, глядишь, объяснения и не понадобятся. Кстати, что хорошо колобку, то и для хомячка подойдет. Конечно, грызть семянки и оприходывать хомячиху приятней, чем с кремлинами в голове бороться. Каждый пусть отгребает своё, но рецепт всем алчущим микстурки ужо выписан. Глотаю минералочки… книжку бы написать типа: "один день из жизни злодея" и прославится. Как описал на корабле в минуты затишья Улисс один день из жизни дублинца Джойса и тем прославил свое никчемное в общем скитание по морям, как описал Иван Денисович, имея несколько свободных минуток на шконках, один день из жизни Солженицына и тем прославил свою ходку в казенный дом. Только зачем мне слава, если я до сих пор не разобрал цокольный этаж в собственном кремле? Ну, если труд бумагомарательный мне не под силам, хоть метафоры выдую пузырек из водицы образов: кто я? попытался индифицировать себя один мелкий злодей. Не более чем песчинка. Но песчинки бываю разные, бывают графитовые и тогда лучше писать, чем говорить, а бывают алмазные и тогда лучше или огрянять что-то нетленное, или уж попадать в отлаженный механизм, чтобы тот захлебнулся маслом и собственными внутренностями. Добрые песчинки гранят, злые - попадают. Вот и мне настала пора попасть между шестеренками. И заскрипело. Хотя не тяну я на песчинку - не цельный. Натура мечется в оболочке, трепещет. Предчувствует новое и не может расстаться со старым. Множество личин борется за место у штурвала. В данное мгновение бытия уперся рогом и занял место у рулевого колеса некто, у кого есть рог - это точно, и мечта стать песчинкой, разрушающей нечто большее, чем оно само по себе только из-за личной неудовлетворенности и призрачного повода, неведомо где привидевшемуся этому некто - это неточно, так пиарит упершийся рогом (себя сил хватило убедить едва-едва, да и то сомнения нет-нет да и просыпаются и требуют своей доли внимания). Минералка уже у горла плещется, если бутылочку накренить почти горизонтально, так и кладу на поверхность крыши, пусть поплывет хоть и без корабля внутри, то хотя бы зачерпнув водицу бортом - как будто не понарошку судно покидает порт. Самое глупое, что только бывает - это самоубийца, думающий, что он чего-то изменяет. Полезно при таких мыслях посидеть на краю (или у края) крыши или постоять на углу оживленного перекрестка, почувствовать движение окрестных муравьишек, тогда и понимается (если есть чем), что ничего не изменится без тебя. Закрываешь глаза, или пускаешь пулю в лоб, или делаешь шаг с высоты - и ничего не изменяешь. Машины будут также освещать в ночи себе путь фарами, люди - идти, самоубийцы - падать с крыш. Сбежишь из одной пробирки - попадешь в следующую тебе не видимую - так и должно быть, что было бы с курицами, если бы они видели весь конвейер птицефабрики? Да они бы забастовку объявили, требуя больше петухов и восьмичасового рабочего дня, и чтобы в каждой клетки дуроскоп с сериалами. Никак не отпускает факс. Пытаюсь беззаботно сидеть на крыше, а всё сижу на крыше и себя только плотнее обволакиваю нитями своего завтра. Как ни гоню феникса, как ни поджигаю его, а он всё знай своё клекочет. Надо прекратить изображать из себя ежа, если ты есть еще пока лишь колобок, идти спать и на единственно доступной машине времени - сну - транспортировать себя в завтра. Шлеп-шлеп, щелк - запираю дверь ведущую на крышу, снова шлеп-шлеп и опять щелк-щелк, шур-шур - падает одежда, хлоп - ресницы взяли в плен очи.
И всё так и было бы на самом деле. Если бы не моя организованность. Раз решил - не выделяться из своего обыденного распорядка, так уж и не дергаюсь. Потому посещение крыши и созерцание окрестностей, а также думки разные, при этом голову посещающие, были смоделированы мной не выходя из спальни на полигоне с длинным названием: "я думаю, значит я существую" при участии этого самого я и еще нескольких мыслеформ, всё время пытающихся данный тезис оспорить. Лишь минералка была неизменной и в виртуале и в реале. Может быть, я перебарщивал с паранойей. Пусть за мной не следили, такое возможно. Пусть никто бы меня не заметил гуляющем субботним вечером на крыше. Только обойдусь без пусть. Ведь в пиковом случае, как объяснить порывы оригинальности: на протяжении н минус один дней на крышу не лазил, а тут бабах - выперся? Ежели спросят в ненаступившем еще будущем: "где был в ночь с субботы на воскресенье", то я, не моргнув шальным глазом, заявлю: "спал в одиночестве в квартире своей холостяцкой, ибо сделал несколько запросов по телефону, но ни одно из высших созданий, а именно представительниц слабого и красивого пола, не согласилось скрасить мое одиночество. Вот и лечил почки заранее солями минеральными да отсутствием алкоголя в крови. А дуроскоп не смотрел, ибо нету у меня оного. Есть домашний кинотеатр, который давно пора выбросить, ибо библиотека круче. Могу даже обосновать: библиотека - она, кинотеатр - он. Отпустите меня на свободу, я буду пользу человечеству приносить". Выдыхаю, вспоминая всех, с кем сегодня общался, какие роли играл. Не известно как будет завтра, а сегодня кошмаров я не увижу. Но и Оле-Лук-Ойля не придет и не раскроет надо мной свой цветной зонтик, придется обходится собственным багажом снов. Вещие чего-то не заплывают, по крайней мере так было до сих пор. Звонит телефон, беру трубку, короткие гудки без объяснения. К чему бы это?
Лодка пришла в нужный порт. А через несколько дней деньги перечислили на веселый счет на мамуаских островах свободного выкл-шора. Фейерверков там не было. Радость была здесь. В обстановке дележа больших денег посвященные в детали происшедшего собрались вместе, чтобы выпить, ну и порадоваться за себя. Молодцы же, как-никак. Это где-то на востоке могут строить, строить стену и наконец потомки начавших строительство стенку заканчивают и тут же начинают лепить другую. Это где-то на западе могут строить небоскреб, сдать объект в срок, а потом тут же начать строить такой же, но еще выше. А у нас душа просит небольшого перерыва между стройками. Праздника. А иначе бессмысленность заест. А поскольку бояре не могут выделится между собой (без государя, то бишь), то им необходима массовка. Посему позвали мелкого злодея, пару раскрученных челов из культур-мультур области (не умных, но вышедших в тираж и потребляющих роскошь и явства), одну модную телеведущую и своих первых и вторых помощников (для кучи). Кучка получилась где-то с полроты. Скромный стол длиною в стометровку, на периферии охрана и где-то на уровне горизонта забор, сливающийся с небом голубым.
Да, в столе несомненно укладывалась стометровая дистанция, но прямая сосиска такой длинны была бы безвкусна. Посему ее загнули как полумесяц с сильным ревматизмом или изрядно сплющенная буква "с". С-с-э под пресс-сс-ссом. Все впис-с-сано в ландшафт, а ландшафт радует гармонией с природой (кастрированная, то есть без мертвых цветов или сухих деревьев, или гроз или не приведи случайность - снег, но снег в июле это как-то не по нашему).
Из всяких там забубенных вкусностей мне ближе к желудку обычные бутерброды с мясом, причем хлеб должен быть обязательно ржаным черным, без полезного но жуткого на вкус тмина и прочих отрубей-проросших-зерен. Пельменей опять же побольше, да майонеза, да с чесночком (не буду я целоваться без Машутки или без Даши), да пульку бы расписать. Хотя кой-чо в замен здесь будет расписано.
Наблюдаю. За людьми. Многие из них (в том числе и я) очень скоро - возможно - окажутся не здесь. В данном случае это означает либо - там (разумеется, если такое место, как там действительно есть), либо - просто не здесь. Очень популярна в массах теория, что люди предчувствуют собственную гибель, не летят на самолетах в нужные точки, не приходят на встречи, меняют расписания и т.д. Может быть, но только в этот раз компания собралась полная. Все овцы явились, чтобы сдать золотое руно. Всех собрал факс.
Вот олигарх о брови которого можно гвозди гнуть. В сшитой на заказ стальной серости - не человечище, а глыба, титан, пожирающий своих детей (в роли детей в данное время выступала массовка из устриц), зато рядом женщина в красном, но не в безвкусно красном, а красном вкусно, с бриллиантами и шармом, и надменностью в глазах, такую нельзя приобрести, если ты сам вылез из грязи, первое поколение вылезших не может так смотреть на свет. Только если твои родители кончали универы и их родители тоже кончали, вот тогда ты интеллигент (по статусу, глазки могут подвести). С глазками у женщины в красном было все с порядке - княжна не иначе, наверняка, еще от бандитов Рюриков. Только это они тогда были бандитами, а история со своим периодом полураспада в памяти, всё кровавое вымела, и осталось только благородное и интересное. Мясорубка рыцарства превратилась в томные романы для барышень и натур утонченных. Ага, ага. Олигарх и сам самодостаточен, но в купе с барышней в красном - сверхдостаточен. Хотя, спутница Берга красивее. Но о ней позже.
Генерал слегка резок и выпадает из тусовки. Потому что штатские. Потому что этот брутальный человек не совсем еще отлакировался в штабах, ведь он когда-то был на линии фронта, а это не всегда быстро шлифуется (если вообще шлифуется). Жена генерала в теле, не красивая (если применять жесткие критерии глянцевых журналов), но пышущая румянцем и здоровьем, надежная как второй фронт. Им бы где-то на дачке зелень выращивать, да солдатиков-срочников по фазенде гонять. Или мемуары строчить, где и когда были получены те звездочки и эти крестики. А еще лучше - на войну. Именно по ней скучают глаза генерала, а глаза генеральши скучают по мужу из прошлого, когда он приходил домой еще лейтенантом, пропыленным маневрами, небритый, и начиналось…
Депутат манерен, как будто является режиссером спектакля. Слишком много говорит, слишком показно смеется. Он и здесь зарабатывает голоса на предстоящих в декабре выборах. Жена его омолодилась, подтянулась и налилась. Только глаза выдают возраст. Глаза всё повидавшей в жизни баракуды. С такой можно лечь в постель, но только предварительно надев на голову бумажный пакет (лучше на ее). А иначе не заладиться. Бывают стервы, а бывают язвы. Эта язва, но ее супруг терпит. Потому что она обеспечивает поддержку лучшую, чем электорат на родине Противовсехова, вот и приходится с ней жить. И иногда притворяться. Имитировать супружеский долг. Впрочем, сие личное дело каждого, не гоже компроматом на ветру полоскать, тем более без финансирования данной операции.
Берг ничего не делает, чтобы быть центром этой вселенной. Но - если вы не воин - то вмиг прогнетесь под его эманациями (излучением харизмы) и занесете на карты в качестве пупа Земли (за неимением пупа более мощного). А вот за что его уважаю я, так это за жену. Он женат на действительно красивой женщине. Красивой настолько, что ей не надо участвовать в конкурсах и обращаться к сонму хирургов, косметологов, стилистов, портных, чтобы чего-то кому-то доказать. Красота ее безупречна и потому долговечна, чуть около глаз морщинки появились (она их не подтягивает) - но это не признак увядания, а неизбежная дань возрасту. Такое лицо не надоест даже если его созерцать десятилетие. Не просто быть женатым на такой красавице, даже на просто красивой бабе не просто. А уж тут. Это как найти конец у радуги. Балансируешь, балансируешь. И все равно либо ревнуешь до отупения, либо терпишь измены с экстазом копающегося в собственных болячках мазохиста. Или махаешь кинжалом, или бьёшься рогами о притолоки. Случаи, когда красавица холодна как змеевик холодильника, пусть рассматривают дотоши социологи, да разбирают колумисты в журналах с претензиями на знания. А если ты любишь и красавица отвечает тебе взаимностью и об изменах не может быть и речи - это к романистам или, что вероятнее, к сказочникам. Мужчина не может обладать чем-то и одновременно делиться этим со всем человечеством, особенно, когда это женщина, особенно, когда это красивая женщина, особенно, когда это настолько красивая женщина. Дурость? Расскажите это мужикам, штурмовавшим Трою.
Пожалуй только Даша могла бы затмить супругу Берга. Ее белокурые волосы и голубые глаза. И голубые сумасшедшие глаза. Сумасшествие могло бы побороть красоту. Я не понимал мою знакомую ведьму, но понимал ее глаза, читал в них - и поэтому мне становилось ясно - при всей своей загадочности, ведьма - человек. А когда я пытаюсь своими сенсорами и примитивными инструментами залезть в голубые озерца художницы - терплю фиаско. Нет, Даша бы не перевесила красоту своей - пусть мы сделаем ее таковой только в собственном воображении - соперницы. Но беспристрастные наблюдатели явно расставили бы флажки. Бы, бы, бы - наседает сослагательное. Чистого эксперимента не получится - не мог же я взять сюда Дашу. Надеюсь, она выйдет замуж за студента. Если, конечно, он не полный дебил. Впрочем, если он позволит себя охмурить - он полный идиот. Попробую быть объективным: не идиот, а дурак. Умные выходят замуж, а дураки женятся. Такова жизнь до смерти.
Специально не упоминаю Леры и ее глаза. Здесь для нее нет места. Не потому что я бы не хотел, чтобы ее убили ненароком, как в случае с Дашей, а потому что она для меня надир - туда я взлечу, если смогу (уж, конечно, не к зениту рвану). А пока трепыхаюсь здесь. Выношу из под скатерти одну ногу, осматриваю, повторяю то же с другой - порядок, шнурки на страже благополучия мелкого злодея и задушат любого, до кого дотянуться (в пиковом случае, а таковой пока еще не наступил).
Тосты произносятся нейтральные, типа: "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались". Посвященные знают, чего празднуем. Непосвященным достаточно собственно присутствия на халяве. Обслуге вообще не важно зачем и почему льется из бутылей шампанское, коньяк, вино и прочее бухло. Среда близка к бинарности: с одно стороны подковы стола элита элит, соль пота вокруг пупка землицы, с другой - приглашенная мишура блестящей никчемности. Помощники не могут присоединиться к первым и не хотят смешаться со вторыми, посему являются как бы инертным газом, который ничего не добавляет в среду. Котел тел человеческих поставили на огонь, пока никому кроме меня не видимый - из тех, кто в котле, повар, где-то затаившийся, естественно, в курсе, только он знает еще и время. Время когда запиликает таймер и значит пора будет снимать пробу.
Когда сквозь площадку, на которой пировали довольные жизнью люди стали пролетать свинцовые шмели. Когда люди стали умирать. Брызгать кровью. Кричать (непрофессионалы, профессионалы умирали молча). За столом недвижимыми остались только двое. Лика и я. Она потому что уже успела накидаться так, что и встать-то навряд ли смогла - мешала шампанское с водкой (причем не отрывалась от бокала). Я - потому что знаю: не надо мельтешить перед линией прицела киллера. Это еще Дон Хуан у Кастанеды советовал (выдуманный ли это персонаж или настоящий маг - какая разница, раз дело толкует).
А началось всё буднично - говорился очередной тост и - вдруг - Олигарх ткнулся лицом в тарелку, забрызгивая скатерть и всё, что на ней было разложено, собственными мозгами и кровью. Тик-так-туе - или в очередные мгновения когда сердце киллера не билось - как гнилое яйцо раскололась голова генерала. Дальше кое-кто из людишек дернулся. В суматохе закрывая объекты. Пули стали сжимать промежутки в своей стройной очереди. Стали появляться невинные жертвы. Хотя, невинность, понятие относительное - на фига спрашивается под танки ложиться, даже если танки невидимые. Противовсехов успел пробежать метров десять, и тут на его спине расцвела алая розочка, на светлом костюме она была хорошо заметна. Берга пытались прикрыть телохранители. Как упрямые боровы они были нашпигованы свинцом, не спасли их не броники, ни накаченные мышцы, всё прошивали шмели. Не знаю, какой марки использовалась швейная машинка, но она безупречно пробивала ткань и не стопорилась, когда сшивала с землей кости, жилы, кевлар. Из той кучи тел, что представляло собой место борьбы многих людей за жизнь Берга, пыталась выбраться прекрасная женщина в красном. Одна из пуль добавила красноты и перевела движение в звук. Меня не раздражали ее высокие вопли, хотя в любое другое время я попросил бы такую крикуху заткнуться, либо помог бы это сделать. Поскольку, точного плана я не дал изначально, а Шмель обладал и собственным видением ситуации, он не ограничился устранением только лиц обозначенных сенью факса. Надо было добавить неразберихи - и вот захлебнулась своими легкими, которые перестали давать кислород и пытались вывести из горла непривычную красную соленость, телеведущая. Аккредитованный фотограф бородатый и жизнерадостный лежал навзничь и фотоаппарат его цифровой наводил резкость на бесконечность безоблачного неба, но кнопка спуска уже не будет нажата пальцами, мертвецы не щелкают кадры. Первые помощники следовали в погребальную пирамиду вслед за своими фараонами. А судьба такой. Путь внутрь пирамиды был у каждого свой. Кто-то лежал, трясся от страха и дрожь страшная превращалась от чирканья очередного шмеля в судороги агонии. Кто-то бежал, бежал хватая воздух ртом, без ритма, без направления, без стратегии и скоро хватал ртом землю. Кто-то пытался спрятаться под столом. Защита из дерева и скатерки накрывала жертву белым саваном, когда шмели пропев короткую песню проникания внутрь "бункера", находили людей там, где не могли видеть ни оптический, ни лазерный прицел. А были еще никем не описанные (потому что их никто не видел) битвы на местах. Охранники перриметра что-то орали в рации, куда-то палили наугад, куда-то бежали бестолково (даже при наличии собаки - две головы в данном случае не были лучше одной). Двигались только для того, чтобы не стоять соляными столбами в бездействии тягостном. И от ноши их обязанностей профессиональных освобождали проникающие всюду шмели. Ломающие пальцы добежавших до дома счастливчиков вдавливали кнопки сотовых, трубки выпадали из непослушных рук, номера вели не туда. Но вот начали поступать первые сигналы в службу спасения, которая никому не успевала помочь. Потихоньку начали раскручиваться маховики различных организаций, призванных если не устранять беспорядки, то хотя бы минимизировать их последствия и выявлять виновных.
Когда смерть кончила. Когда шмели кончили летать. Когда еще много раз когда. Я подошел к Лике. Сел рядом, прижал ее к себе. Так нас и нашли. Я успокаиваю плачущую девушку посреди луж крови и куч мертвых тел. Картина просто для капреализматической живописи (или более массового кино). Остальные мертвые (некоторые второстепенные людишки выжили и разбежались - но они не несут информацию, лишь энтропию разжижают). Началась беготня и суета, за которыми никто. За которыми никто не. За которыми никто не заметил. Что Лика не плакала. Она смеялась. Тряслась от хохота полупьяного полуистерического, полушального. Ей было не жалко погибших людей, включая своего отца. Как и мне. Но у меня-то была причина - я являлся причиной их смертей и потому не мог быть причиной для грусти по их не неожиданной для меня кончине. А вот почему она так черство реагировала? Мы все такие, или только те, что растут на полях ягодных, где и я тоже созреваю? А ведь большинство не верит в возможность жизни после. И потому, наверное, так остервенело убивает, пожирает, тиранит. Многие думают, что за базар отвечать не придется и творят историю своих стран и свою собственную. А может, им это только кажется.
От чинов, которых выдернули с разных мероприятий и короткие приказы направили на место бойни, зашкалили бы шкалы любых рейтинги влияния. Слишком громкие смерти случились в одно время. Это вам не самолет грохнулся с простыми смертными. Они падают иногда. А тут... есть где разгуляться фантазии журналистов. Это уже не заказное, а суперзаказное убийство. А кто виноват? (потому что на вопрос: "что делать?" во-первых, есть предварительный ответ: хоронить, а во-вторых, окончательный ответ зависит от того, кто же все-таки виноват?) Пока же проблесковые маячки всех допустимых цветов важности подсвечивали подступы к месту трагедии и ничего, ничего не могли изменить.
Множество гончих и легавых разбежалось по всем румбах компаса в поисках зверя, от топота лап и клацанья клыков, от игры мускулов под шкурами, от жаркого дыхания, от ржания коней, от свиста и окриков создавалось впечатление громадной работы по его поимке; и за глобальными этими действиями ни одно заинтересованное око не приметило обыкновенного шмеля, перелетающего от одной корзинки клевера к другой. Басовитое гудение его крохотных турбинок не засек ни один сенсор.
Потихоньку-помаленьку, незаметно, мало-помалу - но с неизбежностью наступления ночи после дня - из счастливчика-выжившего я превратился в подозреваемого без всяких нудных рекс-пекс-фексов. И даже без факсов. Причем в главного. Потому что других не было или их было невозможно достать. А как тут кого-то достанешь, если кругом ниточки, канаты и тросы ведут к таким бип-бип-персонам, что никакие красные корочки не властны вызвать их для объяснений. Выручает мелочь пузатая. Мелких злодеев в топку! Нормально, я был к этому готов.
И, конечно же, меня раскололи, если бы...
=>>>Дальше
<<<=На повести
|