Узник совести № 267

Посвящается Юлиусу Фучику

В камере мало света, в камере мало воздуха, в камере мало жизни. Когда меня запихнули в камеру, я споткнулся и оказался на полу. Поднялся, ударил ладонью по коленам, чтобы стряхнуть брюки, осмотрелся. Всего двое заключенных, всего двое обреченных. Один пухлый со словно нарисованными чёрными сальными волосами на круглом черепе что-то хомячит в углу. Присматриваюсь, вроде, сало, точно – сало на хлебушке, плюс лучок и пупыристый огурец. Хороший натюрморт в наше время, жизнеутверждающий и дефицитоотвергающий. Его противоположностью был второй узник – худой, когтистый, жилистый, изможденный, но стержень внутри ещё не сломан. Он лежал и был напряжен, как высоковольтный провод. Челюсти сжаты, словно он боролся с сильной болью внутри. Я подсел рядом и представился, назвал номер статьи, по которой меня упекли. Измена родине.

- Не надо товарищ имен и биографий, это лишнее здесь, - сказал лежачий.

- Завел шарманку! – бросил свои пять копеек жрущий. Он мне категорически не понравился и я решил выяснить всё прямо сейчас.

- Уважаемый, а почему вы наслаждаетесь салом в одиночестве? В этом люксе ещё двое голодных постояльцев и простая вежливость требует поделиться вашей радостью!

- Это моё сало! – объявил мальчиш-плохищ, цельная натура, в нём явно нет внутренних противоречий.

Я подмигнул товарищу по несчастью и спросил:

- Может, экспроприируем?

- Нет. Меня скоро будут бить на допросе и мне лучше иметь пустой желудок, да и вам это сало в прок не пойдет.

Тоже верно. На всякий случай мальчиш-плохиш стал хомячить быстрее и косился на нас – а вдруг передумаем.

- Бьют его, видите ли, а следов побоев не видно… - процедил хомячок.

- Да, лицо моё не трогают, чтобы по телевизору показывать… - лежащий отвернулся к стене и сжался.

Я знал кто он – известный физик, всемирная знаменитость, что-то новое открыл в законах Вселенной (сложное, я такое не понимаю), новый режим нашего великого государства он не поддержал. И вот гниёт здесь, его периодически показывают по телевизору, чтобы мир знал – с ним всё в порядке и заключенного не сгноили за решеткой. Освобождения физика добивались многие и государства и известные люди, но им нечего было предложить режиму взамен. Мои размышления прервали – с металлическим лязганьем открылась дверь и в камеру завалились вертухаи. Они подхватили под руки физика и потащили на допрос. Он еле передвигал ногами.

- Физик херов! – хомячок вызывал во мне сильные чувства. Может, его задушить?

- Ладно, давай знакомиться, меня зовут Гриша и я сюда упакован за измену и шпионаж в пользу одной очень вражеской для нас страны. А ты что за фрукт?

- Я не фрукт, а уважаемый человек! И попал сюда совершенно случайно!

Позже от физика я узнал, что «уважаемый» человек растлил несовершеннолетнюю сироту, только она оказалась не сиротой, а племянницей одного партийного босса. Но даже в застенках педофил не бедствовал, он был большой фигурой в одной снабжающей организации, а в наше время сурового эмбарго снабженцы в цене, ведь есть большая разница что пить – кофе или эрзац-кофе, коньяк или подкрашенный спирт, и что кушать - сало или колбасу из бумаги…

Лязг металла, освещенный двери проем, физика бросают на пол. Я поднял его на руки – боженька меня силой не обидел – и положил на нары. Когда он приходил в себя я поил его. Он бредил, звал какую-то Машу, наверное, жену… Солнышко в нашу камеру не заглядывало, а без солнышко все дни одинаково унылы. Живешь по распорядку и ждешь только приемы пищи. Кормили редкостной бурдой на второе и баландой на первое. Мои кулаки чесались и хотелось раскулачить педофила-снабженца. Не ждешь допросов, но на них вызывают всё равно. После одного такого я пришёл с фингалом под глазом и разбитыми губами. Бывает. Хомячка на допросы не вызывали – он уже и так рассказал всё, что знал и мог бы заложить родную маму, чтобы выйти, только вот мама его давно умерла.

Кроме синяков от силовых структур я получил нечто неизмеримо более ценное – многочисленные спасибо для своей кармы. Физик всегда говорил спасибо, когда я кормил его с ложечки - на допросах ему отбили почки и он харкал кровью, а ещё так сплющили пальцы на руках, что он не мог держать ложку. Он говорил спасибо, когда я помогал ему с «уткой» (баночка из-под огурцов плохиша), которую я опоражнивал в парашу. Позже ученый уже сам мог доходить до нашего комфортабельного сортира типа «М» без всяких «Ж». Однажды он рассказал мне историю про книги. Есть версия, что при сжигании книг – а сейчас дружины юных последователей вождя в порыве рвения сжигают много запрещенных книг – информация полностью не теряется. Если обладать большим количеством времени и соответствующей аппаратурой, то можно восстановить смысл сожженной книги. А вот если книгу бросить в чёрную дыру, тогда информация исчезнет навсегда.

Ни мышка норушка, ни паучок паутины прядильщик досуг в нашей камере не разнообразили. Одно «домашнее животное» - снабженец. Я всё ждал, что этого похожего на разжиревшего котейку человека кастрируют. Хотя, что это изменит? Он же не станет добрее. Я так и не избил его и не отобрал жрачку. Потому что подобным поступком я уронил бы себя в глазах физика. Настоящего человека, а его мнением о себе я дорожил.

Они всё-таки сломали учёного. Но не болью, не угрозой смерти. Он не боялся боли и он не боялся смерти. Хотя и не верил в Бога и посмертное существование. Когда его ввели в камеру после очередного допроса на нём лица не было. Точнее была маска. Он смотрел в одну точку где-то за горизонтом событий, жмурился и плакал. Он не утирал слёз, только весь сжался, но не мог исчезнуть из нашего прозаического бытия. Спустя время он стал цедить тяжелые слова:

- Дочь Алёнушка… нашли за границей и привезли сюда… они сказали… они сказали… я согласился сделать заявление… завтра присягну на верность вождю… - это была исповедь без священника, слова шли из сердца прямо к совести или прямо к Богу (которого, по мнению учёного, нет). Ну а то, что мы с педофилом оказались невольными свидетелями, так это просто обстоятельства. Я принес ему кружку воды, но он её не заметил. Какая-то борьба внутри него шла, борьба на истощение, до самого конца. Он искал выход и он выход нашёл. Нет, это был не просто человек, это был настоящий человек, человек с большой буквы. Он не мог пожертвовать дочерью (даже думать не хочется, что они грозили с ней сделать до смерти) и он не мог пожертвовать своими убеждениями, но он мог пожертвовать… и он сделал выбор. Физик повернул голову к снабженцу и его взгляд пробил броню плохиша:

- Не вздумайте стучать в дверь и звать охрану, а то нос откушу! – это были простые слова, но они прибили хомячка к нарам. Он точно не постучит в дверь…

- И вас я прошу не стучать и не звать охрану… Пожалуйста не делайте этого! – он знал мою силу и поэтому просил, а не угрожал. Я кивнул.

Физик поднес запястье ко рту и разорвал кожу и вены зубами. Он кусал себя несколько раз, пока кровь не брызнула сильно, тогда он опустил руку с нар и стал ждать смерти. Педофил заворожено смотрел на образовывающуюся лужу крови. Он и не думал звать на помощь. К двери подошёл я и сильно постучал и проорал – открывайте! – и добавил многоэтажную матерную конструкцию. Так ругаются в порту, когда срывается груз. Потом я подошёл к физику и быстро сломил его сопротивление и зажал его запястье своей железной рукой – кровь почти совсем остановилась. Я думал он укусит меня или плюнет в лицо. Но нет, осознав, что сопротивление бесполезно и в камеру сейчас придут вертухаи, он произнес непонятные мне слова: «Люди, я любил вас, будьте бдительны!»

Позже не в камере, а в кабинете я получил благодарность от офицера службы безопасности и заслуженный отпуск. Дома я засел за комп и нашёл в сети ответ на свой запрос. Мне стало плохо. Впервые я понял, что нахожусь не на той стороне, что бы ни вещал с утра до вечера телевизор. Но всегда есть возможность сделать правильный выбор и место для шага вперёд…

<<<на Эссе