|
Смешно
Он очнулся на чудном диванчике. Это было так необычно. Именно очнутся на загадке - ступор. Не то на пуфике, не то на софе, не понять сразу. Какая-то смесь стилей, коктейль обивочных тканей. Засыпал он на более простом. А тут - непонятное. Опять же проснуться можно по разному (можно и вовсе не проснуться), с похмелья там или не выспавшись, или под звон будильника, прогремевшего не вовремя, от ласк любимой или нелюбимой женщины. По разному бывает. А тут его разбудил шум. Шумела она, что было еще странней, чем неразбери-пойми какой диванчик-кровать. Женщина не могла его разбудить. Там где он засыпал сие было невозможно. Тем не менее его разбудила женщина, в легком платье на голое тело, груди так и выпирают, полновесные, одной ладонью можно и не обхватить. Видимо, она отследила взгляд человека, являющегося причиной ее раздражения, и начала шуметь еще сильнее. Шумела она на непонятном ему языке. Быстро-быстро. Губы не успевали смыкаться как вновь размыкались. Шлеп-шлеп-шлеп… темная кожа, не негритянка, но что-то южное, креолка или как они там зовутся? Там… где он не засыпал, но проснулся.
Миг превратил лежащего человека в человека сидящего. Огляделся. Его резкое движение словно оттолкнуло женщину и та завопила с удвоенной силой. В комнату стали просачиваться люди, в основном дети, но над этой мало-мальской порослью виднелись и кочаны взрослых. Он так и не разглядел комнаты. Что-то дешевое, такую интернациональную нищету можно встретить в трущобах многих стран, если, конечно, государство допускает на своей территории наличие трущоб. А жест хозяйки указывал на дверь. Ладно выйду. Так и есть - никакого снега, зато тепло, много солнца и любопытных. Он стал знаменитостью. Его окружили и не знали что дальше делать. То ли бить, то ли на руках качать. А он молчал. Пока не били, значит и самому нечего в драку лезть. Силы неравные. Подождем.
Дворик рождался от соприкосновения четырех хибар, по другому эти здания обозвать нельзя. Многоквартирные хибары. Бельё на веревках, самые разные запахи, куча народа, как тараканы из всех щелей повылазили и на пришельца вылупились. Точно пришелец: лицом бледный, фигурой жилистой, одеждой темной, вместо солнцезащитный очков порядковый номер на груди, кожа на голове хищно обтягивает череп, череп хищника. Занятно. Явился на шум представитель власти. В шапке с козырьком и дубинкой. Не иначе огнестрельное оружие здесь не требуется для поддержания правопорядка. Благословенный край, не иначе. Властьимущий почесал затылок - пришлось сдвинуть шапенцию - похлопал дубинкой по бедру, все это под шум женщины, которая молотила воздух руками для пущего эффекта, часто тыкала пальцем в пришельца. Шорты позволяли полицейскому чесать дубинкой коленку напрямую, минуя ненужного посредника, в виде ткани брюк. Читал ли он Чернышевского "Что делать?"
Ткнул дубинкой - ладно, туда и потопаю. Так и пошли. Пришелец, за ним конвоир, за ними толпа любопытных большая. Шумят. Дошли до участка, окна без стекол, помещения власти свободно продувается всеми ветрами; ни компьютера, ни бумаг. Здесь верят слову. Опять зашумели. Он по прежнему молчал. Его вроде бы спросили может ли он говорить по-английски, на французском и еще что-то про испаньёл… Он лишь помотал головой практически безволосой. Стороны признали свое полное бессилие установить вербальный контакт. Жесты также не привели к Риму-граду. Обыск дал результат неутешительный: у пришельца никаких предметов личного свойства не обнаружилось. Денег при нем тоже не было. Бродяги понятны, но подозрительны. Посему пришельца поняли и посадили под замок. Нечего залезать в чужые трущобы и спать на чужих пуфиках. Собственность частная имеет право на неприкосновенность. Интересно, что бы было, если бы он эту шумящую бабенцию прямо бы на пуфик завалил и оприходывал? Не спалось. Слишком близка была воображаемая сцена. Интересно как там с загаром в интимных местах? Если ли следы от купальника, или все ровно солнце позолотило?
На следующий день его погнали на плантации. Там он в компании еще шестерых бедолаг должен был рубить сахарный тростник. Дали вроде бы мачете, вроде бы - потому что настоящих мачете он никогда не видел. Рубили лениво. Конвойный так же лениво на них покрикивал. В обед покормили. Потом дали поваляться в тени пальм. У кого было - курили. Он не курил, потому что не курил, а не потому что не мог организовать для себя сигареты. Сбежать было настолько легко, что он сразу же отбросил эту мысль. Да и куда? Кругом шумящие люди, они не помогут, они сдадут. И снова в руки дадут мачете и надо будет рубить тростник. Так зачем напрягаться?
Вечером бедолаг отпустили по домам и они двинули петь песни, пить чего-то из стаканчиков мелких, в общем отдыхать. Ему тоже дали пару часов посидеть за столиком у трактира, заведение было без название и с чудовищно паршивым пойлом. Он понюхал и решил цедить сквозь зубы натуральный сок. Его похлопали по плечу, мол, братишка, что слабо? Он так же оскалился в улыбке (только белее желтозубой) и пояснил, каждому свое. Его слов не поняли, но оставили в покое. Дальше бедолаги пошли по домам под конвоем своих жен (и это был самый надежный конвой), А его вновь заперли в камере; ни запоры, ни система охраны не выдерживали никакой критики.
И вот лежа на соломенном матрасе, его прорвало. Он хохотал в ночи, наступившей мгновенно - раз и как будто свет выключили - темень абсолютная, хохотал до слез, до судорог, до кашля. Там, где-то там, на севере, на родине, его приговорили к смерти, но смерть не могла к нему придти - мораторий на казнь блюл демократическое право каждой твари существовать. Вот и замуровали в каменной цитадели на острове, откуда была одна дорога на волюшку - ногами вперед. Либо от старости, либо от пули конвойного в случае попытки побега. А тут: солнце, море, фрукты. Правда, тоже нары, но какая между ними разница - километров несколько тысяч, наверное. Он мог выбрать себе имя, когда научится говорить на шумном языке. Нет, он не боялся, что вернется туда. Такие вещи не происходят суетливо. Раз уж сюда попал, значит так кому-то было надо. Как в фильме "Ирония судьбы", только чуть круче. Он не стал анализировать: как это случилось, почему, а надо ли будет за это отвечать? Зачем? Он никогда не понимал людей, до хрипоты спорящих един ли бог или это троица в одном, или их много, или никакого вовсе нет. Ладонью похлопал матрас. Засмеялся. Вытер слезы и снова смеялся, закрыв глаза ладонями.
И лишь потом дернуло: а вдруг кого-то закинуло туда, на север. В камеру смертников. Он представил что какой-нибудь загорелый малый там сейчас воет от горя, пытаясь доказать шумящим на непонятном языке людям кто он есть. А его не понимают, и от этого непонимания бьют: как ты сюда попал, человече? А он ни бэ, ни мэ по-русски. Поди еще яйцеголовым отдадут, если не замочат на допросах, чтобы выяснили научные спецы, как сумел непонятно кто попасть на зело серьезно охраняемый объект. Он не смотрел "Шоссе в никуда", иначе бы и этот фильм вплел в свои рассуждения. Но чего нет, того нет. И громкого смеха перестало быть. Не смешно, потому что. Даже как-то грустно стало. Ладно он, волчара, попал как лис в курятник, где мог любого сожрать и не подавиться. А там? Впрочем, может, там никто на нарах и не проснулся. И грусть не родилась о неизвестно ком. Нет человека - нет и печали. Правда и смех прекратился. Но такое бывает. Было смешно, потом мысли грузовые пришли и смех выжили из мозга. Кто-то заухал в ночи, может, гибоны или еще какие-нибудь твари тропические. И снова он заржал, показывая ночи желтые зубы, среди которых не блестели две золотые фиксы. Для блеска нужен свет. Нет света и золото не блестит. А для смеха достаточно гибона даже если это и не гибон.
<<<на Эссе
|