Он рядом, мама!

Антонио Банзини был в ярости. Он орал так, что лопались хрустальные украшения люстры.
- Что?! Не можете найти?! Я сказал, обеспечить связь! Что в этих словах не ясно?!! - с люстры упало ещё немного хрусталя…
- … - помощники на том конце видеомоста суетились и изображали бурную деятельность.
Через малое время выяснилось, что…
- Он в тюрьме?! - лицо Банзини выражало приговор, какому бы и НКВД позавидовало. - Свяжитесь с начальником! Возьмите здание в осаду! Если через час, я не смогу поговорить с моим братом, то в тюрьме одним начальником станет меньше! А если с Франческо что-нибудь - совершенно случайно! - случится, то все служащие этого Богом забытого учреждения позавидуют мёртвым на кладбище!
Никто на том конце видеосвязи не хотел видеть оскал Антонио в этот момент, но и отвернуться не смели. Из двух зол всегда выбирают менее страшное.
Шестеренки закрутились и привели механизм вот в какое положение: начальник тюрьмы подпрыгивал так, как будто он крышка на кастрюле, которую давно поставили на плиту и забыли.
- Как в карцере?! Немедленно освободить! Привезти в порядок и доставить сюда! Живей, остолопы! И обращайтесь с ним так нежно, как будто держите в руках собственные яйца! - немолодой, довольно лысоватый и толстоватый начальник нервничал, а когда он нервничал, то всегда потел, от этого ещё больше нервничал и хотел кушать, а когда лопал жирное то ещё больше толстел, нервничал и так по бесконечному кругу. Это худые могут умереть от скопления желчи, толстые - от инфаркта. Сердце так: тук-тук, а потом сбивается с ритма, и кирдык…
Начальник мерил свой кабинет шагами, как тигр. И подпрыгивал, как та самая кастрюля, которая была до полосатой кошки.
Два довольно помятых жизнью вертухая бежали по лестнице, сломя голову. Они уже давно не бегали, не сдавали нормативы и были против подобных эскапад. Правда, умных таких слов они не знали. Зато знали другие, которые тут неуместны как адронный коллайдр в детской песочнице. Около карцера они притормозили. Долго возились с неподдающимися замками. Наконец справились, открыли обитую железом дверь. Из-за неё на пол коридора выпало тело. Карцер представлял собой каменный мешок. Он был меньше гроба, там не то чтобы ходить, там стоять в полный рост было нельзя. И лечь не хватало места, и даже сесть нельзя. Можно только стоять, согнувшись. К стене прислониться нельзя - замёрзнешь. Франческо выдержал там 28 часов…
- Жив?
- Вроде.
- Эй, вставай!
Фигура на полу тряслась и не хотела самостоятельно вставать.
- И что с ним делать?
- Потащили!
- Твою мать!
Неожиданно лежащий и, казалось, умирающий Франческо взвился, как пружина финки, и стал душить надзирателя.
- Маму не трогай! - просипел он.
Второй охранник не знал что делать. Легче всего было ударить арестованного по башке, но приказ недвусмысленно гласил обращаться с этим борзым типом, как с китайской вазой, в которой твои яйца хоронятся. И откуда у этого паренька силы то взялись? Он же в два раза меньше Сильвио, но как клещ вцепился и, не смотря на удары надзирателя, не отпускал. Да и Лучано, как ни напрягался, не мог отодрать этого сумасшедшего от Сильвио… а тот терял силы… а арестованный при всей его малости ростом был словно гвоздь… или штопор…
- Он меня за-ду-шит, ударь его! - хрипел вертухай.
- Не могу, Сильвио, он нам живым и здоровым нужен! Ты это, извинись лучше! Эти Банзини они все пси… я хочу сказать, они нервные, им лучше не противоречить…
- Про-ости… - еле-еле прошептал полузадушенный Сильвио.
Арестованный разжал свою стальную хватку. А потом обмяк и снова грохнулся на пол.
- Твою…
- Заткнись! - завопил Лучано. Сильвио заткнулся. - Нам его надо дотащить, просто дотащить до начальника, а там уж не наша забота. Там пусть высокое начальство разбирается. Давай, Сильвио, отдышись, мальца, я тоже немного дух переведу, а потом возьмем и потащим.
Так они и сделали. Подхватили с двух сторон Франческо и потащили. Арестованный лишь слегка им помогал, ноги переставляя. Ухайдакал его карцер…
- Почему он весь в крови? - взвился начальник тюрьмы, когда ему доставили брата Антонио Банзини.
- Это не мы? Так уже до нас было. Это полицаи всё! - оправдывались подчиненные.
- Срочно обмыть! А почему он до сих пор в наручниках? Расковать немедленно! - начальник напоминал раненного вепря, вот так роется в желудях кабан, а из кустов бах! - охотник из карабина, и тут уже не до желудей, тут бы рылом кишки человека достать...
Суета, беготня. Наконец арестованного привели в относительный порядок. Обмыли, рубаху поменяли. Правда, рожа его всё равно производила впечатление унылое. Кровоподтёк на провоподтёке. Левый глаз заплыл совсем, правый еле виден из-за рассечения. Боксер после нокаута и то жизнерадостнее выглядит.
- Дайте мне планшет!
Начальник тюрьмы доложил, что Франческо может говорить.
Планшет положили перед арестованным.
- Кто?! Кто избил моего брата?! - Антонио орал так, что начальник тюрьмы вытянулся и стал практически худым, волосы на голове однако не выросли. А вот подмышки ещё более смочил пот. Он пододвинул планшет к себе и пояснил:
- Сеньор Банзини! Уверяю вас, что все синяки на лице вашего брата, это работа полицейских, в нашей тюрьме его никто не бил.
- Ладно, вас отблагодарят, считайте, что вы уже состоятельный человек. А сейчас оставьте меня с братом наедине.
- Конечно, конечно, - сказал начальник и расплылся в верноподнической улыбке, потом она сползла с его лица и застыла гримасой обиженного начальника: - Все свободны!
Все освободили кабинет. И сделали это быстро. Ни одной ухмылки. Ну почти… Сам начальник покинул кабинет последним, аки капитан тонущего корабля, ему срочно захотелось посмотреть, что там на улице творится. Улицу перегораживали автомобили с вооруженными людьми. И это была не полиция. И не армия.
- Здравствуй, брат! - Антонио клокотал, но пока сдерживался.
Франческо что-то просипел. Потом прокашлялся. Кивнул.
- Почему?! Почему ты мне не позвонил?! Мама умирала, а я ничего не знал! Я бы примчался к вам через все границы и кордоны! - заревел Антонио, он не мог больше сдерживать гнев. Никто во всем мире не смог бы остановить его волю. Никто. Кроме более сильной воли. Франческо так взглянул своим одним еле видимым глазом, что Антонио осёкся.
- Три дня, Антонио. Она кричала три дня. Обезболивающие уже не действовали. Она просила меня отключить аппарат! - из глаз Франческо что-то потекло, но мы не возьмем на себя смелость утверждать, что это были слёзы или кровь. - Ты говоришь, я не звонил тебе? Может быть не сто, но уж точно пятьдесят раз я пытался. Твои секретарши красивы, но глупы. Я говорил, что это вопрос жизни и смерти, а они отвечали, что ты недоступен…
- Но почему ты не сказал, что мама умирает? - Антонио сложил пальцы в щепотку и её маковка несколько раз покивала.
- А о чьей еще жизни и смерти я бы хотел тебе сообщить? Я когда-нибудь просил тебя за себя?
И взгляд Антонио, который мог бы пробить две дырки даже в сейфе, сейчас отвернул, он не выдержал тарана взгляда Франческо. Из полузакрытого глаза потекло сильнее.
- Когда смерть зашла в палату, мама успокоилась. Она перестала хватать руками одеяло, стала белая и очень красивая, полупрозрачная, как ангел. И последними словами её были: а где Антонио?
- Что?! Что ты сказал?! - Антонио плакал, плакал впервые за 37 лет своей непутёвой жизни.
- Я сказал: он рядом, мама! Она улыбнулась и отошла.
Франческо вытер ладонью то, что текло у него по щеке.
- Ты же знаешь, я никогда не вру, и мама поверила…
Антонио уже не играл желваками, он их отпустил и выдохнул…
- А потом были похороны. Пришли все… а начальник полиции сказал: шлюха. Он стоял в тридцати метрах, но для моего уха, это не расстояние. Ты знаешь, Франческо, я никогда не умел драться, но я выбил ему все зубы… сейчас над ними колдуют лучшие дантисты.
- Беззубого могила исправит…
- Нет, Антонио, не надо никого убивать. Просто приезжай. Мама там, на небесах, она всё видит, она видела, что ты заплакал, а больше ей ничего не нужно…
- Я приеду, Франческо! - Антонио бил себя в грудь. - У мамы будет лучший памятник!
- Лучше привези ромашек, она любила ромашки, а тут что-то не растут…
Силы покинули Франческо и он упал в обморок.
- Эй! Помогите ему! - Антонио Банзини больше не плакал, он повелевал и с люстры опять посыпался хрусталь.

<<<на Эссе

Copyright © 2000-2011
Сергей Семёркин